Отправлено: 19.08.07 11:44. Заголовок: Морозов М. "Парадоксы "Красногвардейца"

Мирослав Морозов

Парадоксы "Красногвардейца"

Хотя с момента окончания Великой Отечественной войны скоро минует 60 лет, редкая историческая тема на настоящий момент может приковать к себе внимание столь обширной аудитории. Ежегодно выходят десятки различных исследований, сотни или даже тысячи газетных и журнальных публикаций, а конца этому потоку все нет. Не в последнюю очередь такое положение дел обусловлено наличием полярных оценок в вопросе о том почему и как именно была выиграна эта война. Дело в том, что целый ряд факторов и огромное количество сохранившихся документов свидетельствуют, что методы ведения нами боевых действий зачастую были далеко не безупречными. Это выражалось в первую очередь в соотношении потерь, которые несли мы, и которые нес от наших ударов противник. Активно подливали и подливают масло в огонь зарубежные исследователи, благодаря которым мы впервые и узнали об истинных, а не декларируемых потерях вражеской армии и флота. Комментируя отечественные послевоенные издания они без особого труда находили примеры того, как какое-то наше знаменитое событие или достижение «становились с ног на голову», если на него наложить фактуру, полученную из документов противостоявшей стороны. Одним из ярких и наиболее употребимых по отношению к нашему подводному флоту примеров являлась констатация того, что первая из четырех гвардейских краснознаменных подводных лодок советского ВМФ - «Д-3» - не имела на своем счету ни одного пораженного корабля противника. Подобранные определенным образом такие примеры могли убедить кого угодно в том, что ВМФ СССР воевал крайне неэффективно, а почти все его победы являются плодом воображения органов пропаганды. В ответ с нашей стороны начиналась «критика буржуазных фальсификаторов», которая почему-то никогда не затрагивала фактической документальной стороны дела. Мало что изменилось в этих подходах и сейчас. Дискуссия между историками и ветеранами флота ведется по поводу того чьи цифры успехов признавать - наши или немецкие? При этом очень мало внимания уделяется анализу самих атак, техники и тактики нашего подводного флота, сравнению их с аналогичными вопросами в иностранных флотах того времени. При таком положении дел военно-историческая наука буксует на месте - она не может дать ни материала, ни выводов, ни для патриотического воспитания, ни для военной науки. Целью настоящей статьи является проведение вышеуказанного анализа, основываясь на том самом антипримере, а именно исследовании боевого пути подводной лодки «Д-3».

Как известно, «Д-3», официально именовавшаяся до августа 1934 г. «Красногвардейцем», входила в число шести первых подводных кораблей, построенных при советской власти «от киля до клотика». Лодка вступила в строй в октябре 1931-го, а спустя полтора года в компании двух однотипных субмарин перешла Беломорско-Балтийским каналом на Север. В течение пяти лет экипаж «Красногвардейца» упорно осваивал этот суровый театр, учился управлять и эксплоатировать свой корабль в условиях, близких к экстремальным. Кульминацией стал поход для оказания помощи дрейфующей полярной станции «Северный полюс». Между 9 и 18 февраля 1938 г. лодка под командованием старшего лейтенанта Виктора Николаевича Котельникова (обеспечивающий - командир БПЛ СФ капитан 1 ранга К.Н. Грибоедов) обеспечивала связь между ледокольными судами и главной базой флота, находясь совсем недалеко от папанинской льдины. Многочисленные плавания хорошо сплотили экипаж, придали ему необходимые навыки и закалку. Весьма высокого уровня профессионализма, по многочисленным свидетельствам, достиг старшинский состав, особенно если сравнивать его с уровнем подготовленность экипажей лодок, вступивших в строй в 1940-1941 гг. В дальнейшем это сослужило добрую службу. В октябре 38-го настало время капитального ремонта. Корабль перешел на родной Балтийский завод, где находился до апреля 1940 г. Ремонт включал в себя и модернизационные работы - были изменены обводы легкого корпуса, конструкция ограждения рубки, заменено орудие главного калибра, установлены новые средства связи. В то же время, качество ремонта некоторых механизмов вызывает серьезные подозрения - уж очень быстро они начали «сыпаться» в условиях интенсивной эксплуатации в первые месяцы войны. Незамедлительно после окончания ремонта лодка перешла по ББК на Север. За последний предвоенный год корабль не имел серьезного технического обслуживания, поскольку основное время тратилось на отработку задач из «Курса подготовки подводных лодок» (КПЛ). Все более-менее значительные работы откладывались до гарантийного ремонта, который по срокам планировался на середину года. С 1 января 1941 г. и до момента начала войны корабль провел в плавании 33 дня, что с учетом погодных условий, а также назначения нового командира являлось неплохим показателем. 6 мая капитан 3 ранга В.Н. Котельников передал командование кораблем своему бывшему помощнику капитан-лейтенанту Филиппу Васильевичу Константинову. Родившийся в 1911 г. Константинов был призван в ВМФ в 1933 г. сразу после учебы в Одесском мореходном училище. В 1935 г. он окончил штурманский класс СККС и получил назначение штурманом подводного минного заградителя «Л-2». Дальнейший рост по служебной линии привел его сначала на должность дивштурмана 16-го дивизиона «щук», который в 1937 г. перешел на Север, а затем флагманского штурмана БПЛ СФ. В этом качестве Константинов и обеспечивал поход «Д-3» на помощь папанинцам. Весной 1938 г. молодой офицер оказался свидетелем опустошительного разгрома, который произвели органы НКВД в штабе бригады ПЛ СФ. С небольшим временным интервалом были арестованы комбриг Грибоедов, начальник штаба бригады капитан 3 ранга Б.Н. Мещеряков, командир «Щ-404» старший лейтенант Н.А. Лунин, помощник командира «Д-1» А.И. Мадиссон, дивизионный механик 2-го дивизиона ПЛ военинженер 2 ранга Д.А. Печенкин. По всей видимости, произошедшее сыграло определенную роль в формировании характера будущего командира «Красногвардейца». По свидетельству знавших его людей Филипп Васильевич отличался сдержанностью и крайней осторожностью. В августе того же года он ушел с беспокойной должности в штабе и стал помощником на «Д-3». Поскольку спустя два месяца корабль встал на ремонт молодого старпома отозвали назад в штаб, где он на протяжении года исполнял обязанности помначштаба. Наконец, в ноябре 1939 г. Константинов сумел добиться направления в СККС в классы подготовки командиров лодок. Вернувшись через год на Север, Филиппу Васильевичу пришлось вновь приступить к исполнению должности помощника на «Д-3». С учетом такого послужного списка выдвижение Константинова в командиры «Красногвардейца» могло считаться вполне закономерным. Конечно же это вовсе не означало, что он изначально на 100% был готов к выполнению новых весьма ответственных обязанностей, и это прекрасно понимало командование. Когда вечером второго дня войны «Красногвардеец» вышел в свой первый боевой поход на его борту находился командир 1-го дивизиона БПЛ капитан 2 ранга М.А. Гаджиев.


Первый командир «Д-3» периода войны капитан-лейтенант Филипп Васильевич Константинов.

Начиная описание подробностей боевой деятельности «Д-3» следует сразу оговорится по поводу того, что первичный боевой документ корабля - вахтенный журнал - этой подлодки не сохранился. По всей вероятности весь комплект этих журналов погиб вместе с лодкой в июне 1942 г. Кстати уже то обстоятельство, что штаб БПЛ в течение года ни разу не удосужился собрать с подчиненных субмарин отработанные документы сам по себе говорит о многом. Сохранились лишь отчеты о боевых походах (кроме первого), донесения о походах БЧ-5 и описания боевых столкновений из «Исторического журнала БПЛ СФ», а также отдельные сведения из месячных отчетов бригады. При этом зачастую данные по одному и тому же вопросу из различных документов незначительно различаются, а иногда даже сильно противоречат друг другу. Этого, конечно же, мало для исчерпывающей реконструкции боевой деятельности лодки. К счастью, первые походы «Красногвардейца» освещены в мемуарах Ф.В. Константинова и командира дивизиона, а впоследствии командира БПЛ И.А. Колышкина, который ходил обеспечивающим во 2-м, 4-м и 5-м походах. В основу данных противника по боевым столкновениям с участием «Д-3» легли журнал боевых действий Адмирала полярного побережья (далее КТВ АРК; командная инстанция, отвечавшая за охрану водного района и организацию конвойной службы между Нарвиком и Киркенесом) и журнал боевых действий 11-й флотилии охотников за подводными лодками, находившейся в подчинении Адмирала полярного побережья с февраля 1942 г. до конца рассматриваемого периода.

Первый боевой поход «Красногвардейца» (23.6-4.7.1941) не был ознаменован никакими заслуживающими внимания событиями. Лодка дважды обнаруживала «субмарины» противника, которых в то время на самом деле на Северном театре еще не было. Около десятка раз пришлось уклоняться погружением от вражеских самолетов. Время, проведенное под перископом непосредственно у берега, было небольшим. Об этом говорит донесение БЧ-5, в котором указано, что за время похода корабль прошел 1570,4 мили в надводном положении и лишь 134 - в подводном. Поделив это время на средний подводный ход в 3 узла мы получим примерно 45 ч часов или примерно 6 часов за каждые сутки нахождения на позиции. Отчасти такое положение дел объяснялось незнанием маршрутов коммуникаций противника. До войны существовало мнение, что суда будут ходить на удалении 5-10 миль от берега, примерно так, как они ходили в мирное время. Очень быстро наблюдениями с самих подводных лодок и разведывательных самолетов удалось установить, что на самом деле вражеские корабли идут на расстоянии не дальше чем три мили от берега. В результате, сигнальщики «Д-3» лишь единожды наблюдали на горизонте мачты, сблизится с которыми в подводном положении не представлялось возможным. Конец походу, к которому экипаж и командование оказались неподготовлены ни с точки зрения разведки, ни с точки зрения тактики, положил приказ командующего флотом (его штаб руководил действиями подводных лодок в море вплоть до конца 1942 г.). В 17.13 4 июля «Красногвардеец» ошвартовался в Полярном, не израсходовав свою автономность по запасам примерно на 12 суток.

В связи с тем, что 1-й дивизион подлодок в ближайшее время должен был пополнится новыми «катюшами», «Д-3» временно (с 28 октября - постоянно) перевели в состав 3-го дивизиона, куда на тот момент входили четыре «щуки». Командовал дивизионом небезызвестный подводник, в то время капитан 3 ранга Иван Александрович Колышкин. Именно он являлся обеспечивающим Константинова во втором боевом походе, совершенном в район Лоппского моря. Оба командира неплохо знали друг друга еще со времен совместной службы на «Л-2» в 1935 г., где Колышкин являлся помощником, а Константинов - штурманом корабля. Создается впечатление, что благодаря давнишнему знакомству изначально их взаимоотношения складывались вполне благоприятно, чего, правда, нельзя сказать о самом походе. Неудачная конструкция выхлопа дизелей привела к тому, что образовавшийся нагар не давал клинкетам (особенно клинкету левого дизеля) плотно перекрывать магистраль. По свидетельству Колышкина за час движения в подводном положении трюм дизельного отсека наполнялся водой доверху. Периодически воду, вместе с неизбежно попадавшим в нее машинным маслом, приходилось откачивать за борт, где она образовывала хорошо заметные с воздуха масляные пятна. Документы противника показывают, что на тот момент организация его ближней воздушной разведки коммуникаций находилась на зачаточном уровне. Можно предположить, что самолеты люфтваффе неоднократно обнаруживали и масляные пятна и сам медленно погружающийся «Красногвардеец», но поскольку большинство этих самолетов относились к частям фронтовой авиации 5-го воздушного флота эти данные никуда не передавались. Во всяком случае никаких следов обнаружения «Д-3» в весьма подробном КТВ АРК обнаружить не удалось, но на командира «Д-3» и его обеспечивающего сознание нарушения скрытности оказывало большое сдерживающее влияние. Только подремонтировали клинкеты, как над морем повис густой туман. Действовать на коммуникациях при таких погодных условиях небезопасно для самой лодки - в перископ ничего не видно, а при плавании в надводном положении постоянно рискуешь нарваться на выскочивший из пелены вражеский корабль. К прочим напастям следует добавить двухкратный выход из строя лага и пропускание верхней головки командирского перископа. В результате, за 4,5 суток нахождения на позиции подойти к берегу ближе чем на 9 миль так и не удалось. Субмарина прошла 151 ч в надводном положении, 103 ч в подводном (в подводном положении осуществлялся ремонт клинкетов) и произвела 5 зарядок батарей. И на этот раз поход был прерван штабом флота. В 4 часа 25 июля поступил приказ срочно возвратиться в базу. Причиной распоряжения послужил готовящийся рейд британского авианосного соединения на Петсамо и Киркенес, который в реальности имел место пятью днями позже. Второй поход закончился неудачей, но по его окончанию обеспечивающий дал командиру «путевку в жизнь», считая, что Константинову можно доверить самостоятельное управление кораблем. В то же время в выводах, сделанных командиром бригады капитаном 1 ранга Н.И. Виноградовым значилось:
«Командир ПЛ капитан-лейтенант Константинов поставленную боевую задачу понял правильно, но выполнял ее чересчур осторожно, без ярко отраженного стремления вперед к району расположения и движения противника.
Данный поход - (второй боевой поход ПЛ «Д-3») тов. Константинов провел при обеспечении его командиром 3-ДПЛ - капитаном 3 ранга Колышкиным, все советы и указания которого тов. Константинов выполнял» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 38).

Что же касается отсутствия успехов, то их не было и у других субмарин СФ, если не считать таковыми атаки «Щ-402» и «Щ-401», одержавших неподтвердившееся впоследствии победы 14 и 15 июля соответственно. Причины такого состояния дел справедливо признавались в «Отчете БПЛ СФ за июнь-июль 1941 г.», где указывалось:
«Недостаточная эффективность боевой деятельности БПЛ СФ за период с начала войны до 1.8.41 определялась прежде всего:
а) Наличием в это время на Северном театре полярного дня с незаходящим солнцем.
б) Уровнем боевой подготовки, достигнутым в момент войны.
в) Техническим состоянием ПЛ» (ЦВМА, ф. 795, оп. 5, д. 3, л. 9).

К сожалению в дальнейшем командованию бригады редко удавалось столь самокритично относится к оценке своей деятельности...

Перерыв между боевыми походами был заполнен навигационным ремонтом и всяким не слишком значительными событиями. К их числу можно отнести и ежедневные воздушные тревоги в Полярном. Дело в том, что несмотря на отсутствие численного превосходства, авиация противника постоянно небольшими силами «проверяла на прочность» противовоздушную оборону главной базы СФ. В тех случаях, когда немцам удавалось добиться внезапности мы несли серьезные потери. Так, 19 июля в губе Оленья получили легкие повреждения «Щ-421», «М-171» и «К-1». На следующий день нескольким «юнкерсам» внезапным ударом удалось отправить на дно эсминец «Стремительный». Налеты звеньев или даже одиночных машин в условиях полярного дня зачастую происходили по несколько раз в сутки. Как выяснилось, не все сделали надлежащие выводы из наших потерь. Из приказа командира 1-го ДПЛ следует, что 30 июля при объявлении воздушной тревоги командир «Д-3» Константинов и военком лодки старший политрук Е.В. Гусаров прибыли на корабль лишь после вызова комдива, за что им был объявлен выговор. Одного из офицеров лодки не удалось разыскать даже после вызова, и ему объявлялся домашний арест. Это заметно контрастировало с поведением рядового и старшинского состава. При очередной воздушной тревоге 12 августа, опять же в отсутствие командного состава (внутри лодки находился лишь командир БЧ-5 капитан-лейтенант Б.А. Челюбеев) расчет 45-мм орудия возглавляемый старшиной 2-й статьи А.П. Береговым самостоятельно открыл зенитный огонь и, по многочисленным свидетельствам, сбил четырехмоторный самолет противника. Именно по свидетельствам, поскольку информации о сбитии «Д-3» самолета противника в этот день не нашла отражения ни в журнале боевых действий БПЛ, ни в Оперсводках штаба флота. Впрочем, это могло произойти и в другой день, а качество ведения документации штабами очевидно оставляло желать много лучшего. Мог ли экипаж «Красногвардейца» одержать победу исходя из данных противной стороны? Теоретически мог. 12 августа 5-й воздушный флот не досчитался одного Bf-110С из штабной эскадрильи эскадры ZG 76, который пропал без вести со всем экипажем «в районе Киркенеса» (такая формулировка может означать и то, что самолет вылетел на боевое задание из Киркенеса). К этому следует добавить, что ни наши летчики, ни зенитчики в этот день никаких других донесений о сбитии самолетов противника не делали.

11 августа, за сутки до своей «воздушной победы» «Красногвардеец» подвергся внезапной проверки штаба БПЛ. Проверяющие отметили хорошие знания личным составом приборов и механизмов корабля, своих действий в различных условиях боевой обстановки, правильность и своевременность ведения документации. В заключении акта проверки указывалось: «Отрадное впечатление производит то, что при проверке лодки не было ни одного спящего и болтающегося без дела. Весь личный состав был занят, часть занималась по магистралям лодки, часть была занята на чистке механизмов и часть несла вахту у пушек и пулеметов. Механизмы на ПЛ чистые и сама ПЛ так же чисто прибрана» (ОЦВМА, ф. 113, д. 24782, л.4). Слов нет, служба на «Д-3» была налажена хорошо, но что же тогда происходило на других лодках бригады, если отсутствие спящих и болтающихся без дела производило столь отрадное впечатление?


«Красногвардеец» на рейде Полярного, 1941 г. Эта фотография стала чуть ли не визитной карточкой Северного флота в первый период войны

16 августа «Красногвардеец» вышел в третий боевой поход, на этот раз в район северо-западнее Вардё. По сравнению с обеими предыдущими позициями условия для выхода на коммуникацию противника здесь были намного благоприятнее, поскольку лодке не требовалось в течение длительного времени подходить к берегу в подводном положении через шхерный район. Командир активно искал противника, что подтверждается соотношением времени, проведенного в подводном положении у вражеских берегов - 350 ч (в три раза больше, чем в предыдущем походе), с временем, проведенным в надводном положении - всего 217 ч. Это сразу же отразилось на количестве контактов. Утром 17-го «Красногвардеец» обнаружил одиночно идущее, по-видимому, норвежское судно, атаковать которое не смог из-за невыгодного курсового угла - на момент обнаружения лодка находилась уже практически за кормой цели. Вечером 19-го в подводном положении удалось сблизится с небольшим конвоем (по наблюдениям Константинова он состоял из двух транспортов и трех сторожевых катеров). Дальнейших ход атаки в изложении Филиппа Васильевича выглядел следующим образом:
«Через несколько минут уже все на лодке знали, что их «старушка» пошла в свою первую боевую атаку по тяжело груженному транспорту. Все корабли эскорта шли мористее транспорта, и поэтому его правый борт, обращенный к берегу, не был защищен.
— А что, если нам прорваться к берегу, товарищ командир, и оттуда нанести удар,— предложил старший лейтенант Соколов.
— Пожалуй, так и сделаем. Курсовой угол невелик, и мы сумеем пересечь курс конвоя. А дистанция до него еще приличная,— ответил командир лодки.
«Красногвардеец» скрытно зашел между конвоем и берегом. Торпедисты уже приготовили к залпу три торпеды, когда поступил первый тревожный доклад мичмана Нещерета, стоявшего на горизонтальных рулях.
— Товарищ командир, лодка очень тяжела, и я ее с трудом удерживаю на заданной глубине.
«Опять клинкеты газоотводов дизелей»,— промелькнуло в голове командира лодки. Они были бичом в боевых походах. Пропуская забортную воду внутрь корпуса лодки, клинкеты причиняли много хлопот, иногда даже вынуждали всплывать на поверхность, буквально под самым носом у немецких сигнально-наблюдательных постов. На этот раз клинкеты пропустили столько воды, что лодку не мог удержать под перископом даже такой прекрасный горизонтальщик, как мичман Семен Нещерет.
Уже помощник командира старший лейтенант Соколов произвел последние вычисления и «Д-3» несколько минут лежала па боевом курсе, сближаясь с целью — транспортом водоизмещением 4—5 тысяч тонн, когда Нещерет попросил:
— Товарищ командир! Прошу прибавить скорость, на малом ходу лодка тонет.
Хотя увеличение скорости нарушало расчеты, командиру пришлось пойти на такую меру. Но и это не помогло. «Красногвардеец» шел вслепую (имеется ввиду, что из-за увеличения глубины погружения - на момент залпа она составляла 17 м вместо 10 - не было возможности поднять перископ над поверхностью - прим. М.М.). А до выпуска торпед оставались считанные секунды.
«Каждая торпеда стоит сто тысяч рублей,— подумал командир. — Три торпеды,— значит, триста тысяч за борт. А где сейчас транспорт? Что делается наверху? Неизвестно».
— Боцман! Подвсплыви под перископ хотя бы на секунду,— приказал командир.
— Не могу,— уныло ответил Нещерет,— лодка еще больше теряет глубину даже на полной скорости.
Начатая откачка воды из уравнительной цистерны тоже не помогла, и, когда вышло время выпускать торпеды по рассчитанному времени, командир лодки скомандовал:
— Отставить три торпеды! Одной торпедой пли! (торпедный выстрел из аппарата №1 произведен в 22.50 - прим. М.М.).
Корпус «Д-3» вздрогнул. Облегченный нос лодки рванулся вначале вверх (до конца своей боевой карьеры «Д-3» так и не получила системы беспузырной торпедной стрельбы - БТС - прим. М.М.), но Нещерет удержал лодку на ровном киле и затем увел ее на заданную глубину.
Напрасно подводники прислушивались в отсеках, Прошла первая томительная минута, за ной вторая, третья.., а взрыва так и не последовало. Казалось, еще тише стало в отсеках. Получилось точно но пословице «первый блин комом»...
- Не горюй, - дружески сказал командиру военком, - мы еще повоюем, и я уверен, что не без пользы для нашей Родины»(См. сылку №1).


Не приходится сомневаться, в том, что удайся атака «Д-3», она сослужила бы нашей Родине неплохую службу. Хотя сигнальщики вражеского конвоя не заметили атаки - в 1941 г. на Северном флоте установка глубины хода торпед делалась на 5 м, так что след на поверхности да еще и в сумерках был незаметен - благодаря данным КТВ АРК можно не сомневаться в том, что атаке подвергся крупный конвой, шедший в Киркенес из Хаммерфеста. В его состав входили транспорта «Сивас» (3832 брт), «Донау» (2931 брт), «Ротенфельс» (7854 брт), «Бармбек» (2446 брт) и «Стамсунд» (864 брт). На борту судов находились подразделения и имущество 6-й горнострелковой дивизии, срочно перебрасывавшейся на заполярный фронт для возобновления наступления на Мурманск. Охранение образовывали учебный корабль «Бремзе», эскадренные миноносцы «Карл Гальстер» и «Германн Шёман», а также сторожевой корабль «Готе». Разница между истинным и наблюдаемым с субмарины составом каравана, по-видимому объяснялась тем, что в начале атаки Константинов наблюдал противника с острых курсовых углов, а во второй фазе не имел возможностей к нормальному наблюдению из-за потери плавучести. Тактическое решение Константинова на атаку можно признать оптимальным, но оно было полностью сорвано неудовлетворительным техническим состоянием лодки. Следует подчеркнуть, что продолжая атаку на полной скорости командир фактически преступал грань разумного риска - лишь по счастливой случайности акустики противника не засекли гремевшую на все море «старушку», а сигнальщики не заметили мощный бурун от поднимаемого перископа.

По техническим же причинам провалилась и вторая возможная атака днем 25 августа. На этот раз на пределе видимости был замечен транспорт в сопровождении миноносца, которые двигались в восточном направлении. Константинов попытался лечь на курс сближения, но не тут-то было. Лодка перестала реагировать на перекладку вертикального руля. Как выяснилось после всплытия, разъединился находившийся в надстройке шарнир гука. В результате торпеды можно было выпускать лишь вдогонку быстро удалявшемуся конвою. Дистанция до него, судя по сопоставлению того что наблюдал Константинов с реальностью, оказалась достаточно большой. Дело в том, что по КТВ АРК в эти сутки через позицию «Красногвардейца» на восток проследовал лишь один караван, включавший транспорта «Скрамстадт» (реквизированный норвежский, 4300 брт), «Бохум» (6121 брт), «Мендоза» (5193 брт), «Стамсунд» (864 брт) в охранении эсминцев «Фридрих Экольдт», «Карл Галстер», сторожевика «Нордвинд», охотников «Uj 1707» è «Uj 1708». Сила охранения подчеркивала важность перевозимого груза, который по прежнему состоял из подразделений 6-й гсд. Всего же между серединой августа и началом сентября немцы провели в восточном направлении не менее десятка войсковых конвоев. Контакты с ними кроме «Д-3» имели действовавшая на позиции у Тана-фьорда «К-2» (16 и 19 августа; обе атаки сорвались еще до выпуска торпед) и патрулировавшая Порсангер-фьорд «Щ-402» (осуществила безуспешную атаку 27 августа). Немецкие перевозки прошли бы совсем безнаказанно если бы не вмешательство союзного британского флота. 7 сентября в результате нападения британских крейсеров на один из караванов на дно почти со всем экипажем пошел учебный корабль «Бремзе», а восемью днями раньше, вышедшая из Полярного подводная лодка «Трайдент» одним торпедным залпом потопила транспорта «Донау» (2931 брт) и «Байя Лаура» (8561 брт), с которыми утонуло 442 горных стрелка (для сравнения - безвозвратные потери 6-й гсд на фронте в течение 1941 г. составили 318 убитых и 40 пропавших без вести).

Командование Северного флота и бригады ПЛ в то время отдавало себе отчет в тщетности своих попыток сколько-нибудь значимо нарушить коммуникации противника, и предпринимало максимально возможные меры по повышению эффективности действий лодок. Именно в этот период начал активно изучаться британский опыт, из которого сразу же переняли метод залповой стрельбы с временным интервалом. Отучить командиров действовать по-старинке можно было бы на примере критического разбора какого-либо из произошедших походов, и в качестве такого антигероя был выбран... вернувшийся 7 сентября из боевого похода «Красногвардеец».

Вот как вспоминал состоявшийся «разбор полетов» в своих мемуарах Н.И. Виноградов:
«По-особому острый разговор обо всех этих проблемах произошел на разборе двадцатидвухдневного похода «Д-3» под командованием Ф. В. Константинова, состоявшегося в сентябре. Подводная лодка встретилась с транспортом противника в чрезвычайно благоприятных условиях. Скрытности атаки способствовали сумерки, а также то обстоятельство, что лодка находилась между берегом и целью. Времени для атаки у Филиппа Васильевича было достаточно. Но в момент выстрела подводники не сумели удержать лодку на заданной глубине и курсе. Торпеду выпустили наугад. Тем не менее Константинов мог бы еще поразить противника, если бы выпустил сразу же, через 5—10 секунд, еще одну торпеду... Увы, этого сделано не было, И самое печальное — не потому, что командир не оценил как следует обстановку, не потому, что он не видел своего дополнительного шанса на успех. Нет, как сам Константинов признался на разборе, он понимал, что надо бы выпустить еще одну торпеду, да не решился: побоялся, что будет еще один промах.
Вот она — губительная психология «экономии»! Как преодолеть ее? И самое главное, что противопоставить ей? Эти вопросы я, ведя разбор, и счел необходимым поставить перед штабом бригады и командирами лодок»(См. сылку №2). Но это мемуары. В «выводах» Виноградов записал несколько иначе: «ПЛ «Д-3», несмотря на возможность уничтожить весь конвой двумя трехторпедными залпами, не смогла правильно атаковать и задачу не выполнила» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 101).

Что к этому следовало бы добавить? Во-первых то, что в течение всего периода предвоенной подготовки и боевых действий первых месяцев войны это же командование бригады настойчиво вкладывало в головы командиров эту самую экономию торпед, о которой столь нелестно отзывалось теперь. В подтверждение данного положения можно привести цитату из политдонесения начальника политотдела БПЛ полкового комиссара А.П. Байкова в адрес начальника Политуправления СФ дивизионного комиссара Н.А. Торика:
«... На атаках командира Константинова особенно ярко выступила порочность нашей системы воспитания в наших учебных заведениях. Рассматриваю первую атаку, как особенно показательна (так в документе - прим. М.М.). Командир принял решение атаковать двумя торпедами, а затем отказался от этого решения и выпустил одну торпеду, которую тоже жалел. Мне кажется, что в этом случае академизм особенно дал себя знать. Ведь на любых курсах и факультетах командиру, да и комиссару, говорили, что одной торпеды достаточно для транспорта, а поэтому расходовать их нельзя ибо это дорогостоящая вещь» (ОЦВМА, ф. 112, д. 19326, л. 179).

Во-вторых, поводом к изучению британских залповых методов стрельбы явилось ознакомление с материалами первого похода субмарины «Тайгрис» из базы в Полярном. Эта лодка вернулась из похода 24 августа, т. ...

 Отправлено: 19.08.07 11:44. Заголовок: Морозов М. "Парадоксы "Красногвардейца"

... е. спустя восемь суток после того, как «Красногвардеец» вышел в свой третий поход. А раз так, то даже гипотетически невозможно предположить, чтобы на предпоходовом инструктаже Константинов получил какие-либо указания относительно стрельбы не одной, а несколькими торпедами.

В-третьих, ни из «выводов», ни из мемуаров Виноградова совершенно не вытекает, что командование бригады принимало во внимание техническое состояние «Д-3», о котором в каждом боевом донесении писал командир. Ведь речь шла не объективных тяготах военной службы, которые каждый военнослужащий обязан стойко переносить, а о факторах, напрямую снижавших или даже вовсе лишавших подводный корабль его боевой ценности. При возрастании глубины погружения свыше 10 метров стрелять из наших торпедных аппаратов без специального увеличения давления воздуха в боевых клапанах было нельзя - в лучшем случае торпеда могла получит повреждения рулей, в худшем - попросту застрять в аппарате. О каком выпуске нескольких торпед вообще стоило вести речь? И все же командование осталось при своем мнении, а «Красногвардеец» так и не отправился в заслуженный гарантийный ремонт. Вместо этого ему снова предстояло выйти в море с целым пучком старых болезней. Кроме ставших притчей во языцах клинкетов к числу важнейших недостатков стоит отнести старую шумопеленгаторную станцию германской фирмы «Атлас-Верке» десятилетней давности, в гидрофоны которой из-за негерметичности укупорки постоянно попадал вода. Станция глохла, а для того, чтобы привести ее в рабочее состояние требовались доковые работы. Но, прекрасно зная об этом, командование вновь выгнало подлодку в море.

В-четвертых, то, что сам Константинов «подыграл» командованию и признал даже те ошибки, которых не совершал сослужило ему плохую службу. В то время по линии информаторов в политический отдел поступил целый ряд сигналов о том, что Константинов и военком лодки Гусаров не пользуются авторитетом у подчиненных и по словам одного из матросов даже «боятся противника и хотят тихой сапой ордена заработать». Некоторые краснофлотцы прямо высказывали пожелания поменять местами командира подлодки и его помощника Соколова. В результате в глазах командования за Константиновым окончательно закрепилась репутация пассивного и неуверенного в себе офицера - в противном случае вряд ли в свой четвертый и, как выяснилось, последний боевой поход он бы пошел в «мощном обеспечении», представленном комдивом И.А. Колышкиным и начпо А.П. Байковым.

Справедливости ради следует отметить, что Колышкин имел еще и вторую задачу - проверить в действии английский метод торпедной стрельбы с временным интервалом, для чего в поход взяли комплект специальных таблиц. Отличие нового метода по сравнению с обычной прицельной стрельбой по рассчитанному торпедному треугольнику заключалось в попытке «перекрыть» погрешности в определении дистанции, истинного курса и скорости цели выпуском серии торпед, идущих «в загривок» друг другу. Вероятность попадания хотя бы одной торпеды такого залпа существенно возрастала, но лишь при одном очень важном условии - курс вражеского судна оставался неизменным. В противном случае, увернувшись хотя бы от одной торпеды, транспорт избегал всего залпа. «Перекрыть» весь сектор, в котором с учетом возможного маневра находилось судно можно было если одновременно выпущенные торпеды расходились бы веером. Для этого перед выстрелом в гироскопы торпед следовало внести соответствующую установку. Понятно, что делать это нужно за считанные минуты до залпа, не извлекая торпеды из аппаратов. Все это в теории было известно еще за несколько лет до начала войны, но никаких мер не предпринималось. Одной из причин являлась традиционная экономия, а также нежелание выводить лодки в ремонт для переделки или замены торпедных аппаратов. В результате, метод, считавшийся британскими подводниками запасным на случай выхода из строя счетно-решающего прибора «торпедодиректор» до конца войны стал для нас основным.

Торпедные атаки ПЛ "Красногвардеец"
Схема атаки 26 сентября 1941 года

Утро следующего дня принесло первые трудности. Клинкеты, кое-как подтянутые во время навигационного ремонта, снова дали течь. Вспоминает И.А. Колышкин:
«Константинов нервничает.
- Придется возвращаться из-за этих клинкетов, товарищ комдив, - говорит он.
— Ну нет,— не соглашаюсь я.
— Да ведь это же не ерунда какая-нибудь, — горячился Филипп Васильевич. — Демаскируем мы себя, со следом идем.
В этом он прав: вода, побывав в трюме, выходит за борт с примесью масла и оставляет на поверхности предательские радужные пятна. Да и шум во время откачки воды нам не на пользу. И все-таки Константинов неправ в главном: нельзя так легко пасовать перед первыми же трудностями.
— Посоветуйся, командир, еще раз с механиком, со старшинами, — предлагаю я ему. — Они народ смекалистый, чего-нибудь да изобретут» (См. сылку №1).

Честно говоря, удивительно читать все эти слова. Весь прошлый поход клинкеты текли, обеспечивающего на борту не было, но Константинов в базу не просился, а тут вдруг решил проявить нервозность и неуверенность перед лицом начальства. В воспоминаниях Филиппа Васильевича эта сцена начисто отсутствует, но оба ветерана сходились в одном - спустя несколько дней старшина группы Н.И. Туголуков предложил оригинальный способ удаления воды минуя ее попадание в трюм. Трюмные подвели гибкие шланги под клинкеты, из которых вода попадала в магистраль парового отопления, а оттуда - в уравнительную цистерну. Цистерну приходилось время от времени продувать, но оттуда выбрасывалась чистая вода, без демаскирующих примесей масла.

Второе боевое столкновение прошло куда менее удачно. Тем же утром в районе Гамвика был обнаружен «миноносец» противника. Небрежное написание текста донесения не дает возможности определить двигался ли этот миноносец одиночным порядком или шел в составе конвоя. Согласно КТВ АРК в эти часы через позицию «Красногвардейца» должен был проходить караван в составе госпитального судна «Берлин» (15286 брт; тот самый, что стал после войны «Адмиралом Нахимовым» и погиб в катастрофе в Новороссийской бухте в 1986 г.), эсминцев «Фридрих Экольдт», «Карл Гальстер» и тральщиков «М 30», «М 22», «М 18». Лодка начала маневрировать для выстрела кормовыми аппаратами, но почти сразу выяснилось, что открыть их передние крышки невозможно. Разъединились клапан и шток, соединяющий дифферентную цистерну и трубы торпедных аппаратов. Кольцевой зазор водой не заполнялся, разность давления внутри аппарата и забортного давления мешала открыть крышки. Впрочем, даже если бы технике удалось открыть крышки атака все равно бы сорвалась - заполнение аппаратов забортной водой неизбежно привело бы к появлению дифферента на корму и резкому «нырку» на глубину. «Миноносец» спокойно прошел мимо.

Роль утешительного приза сыграл одиночный «танкер», обнаруженный спустя несколько часов. Атака, элементы которой приведены на схеме, во многом напоминала атаку прошлых суток, за исключением того, что происходило после выстрела. Взрыва выпущенной из кормового аппарата №7 торпеды (клапан и шток успели соединить) никто не слышал, зато когда спустя три минуты - в 12.08 - был поднят перископ все начали поздравлять друг друга со второй победой. «На этот раз мы наблюдали всю картину потопления. - вспоминал Колышкин - Сначала ушла под воду корма танкера, а нос задрался высоко вверх, потом судно стремительно погрузилось (на самом деле, согласно боевого донесения, само погружение никто не наблюдал - при первом подъеме перископа наблюдался только нос судна, а при втором, в 12.13 цель уже отсутствовала - прим. М.М.). Все это продолжалось не более пяти минут»(См. сылку №2). Константинов добавляет: «Эту картину успело посмотреть несколько подводников, находившихся по боевому расписанию в центральном посту»(См. сылку №3). А что же противник? Снова никаких записей в КТВ АРК, никаких потерь в списках немецкого или норвежского флотов. Как такое могло произойти? Да все так же! «Танкер», по-видимому, являлся обычным норвежским каботажником с кормовым расположением надстройки. Взрывов не было, а не услышать их на таком расстоянии (по различным данным дистанция в момент выстрела составляла от 5 до 12 кабельтовых) было бы невозможно даже при скисании акустики. Наблюдавшаяся картина «гибели» запросто объясняется погодными условиями - волнение моря 5-6 баллов, сильный северо-восточный ветер, временами дождь, видимость не более 12-15 кабельтовых. За 5-минутный интервал между подъемами перископа двигавшийся контркурсом «танкер», постепенно скрылся в дождевом шквале.


Схема атаки 27 сентября 1941 года

Третья торпедная атака может восприниматься как развитие предыдущих. На это раз были обнаружены два небольших одиночных транспорта, расходившихся контркурсами. Над ними кружил самолет. В качестве цели избрали судно водоизмещением 2000-3000 т, шедшее в направлении Киркенеса. Далее все разыгрывалось как по нотам: сближение, выход на носовые курсовые углы и в 13.57 трехторпедный залп по расчетам из английских таблиц с временным интервалом в 10 секунд. Сведенья о том, слышали ли подводники взрыв в различных документах противоречивы. В боевом донесении информация по этому поводу попросту отсутствует, а в мемуарах Константинов уточняет: «После залпа, когда все замерли, ожидая взрыва торпед, в центральном посту прорвало магистраль воздуха высокого давления. Вырываясь под большим давлением, он издавал пронзительный свистящий шум, от которого больно резало в ушах. Из-за этого шума взрыва торпед никто не слышал»(См. сылку №4). В 14.02 подняли перископ, в который обнаружили лишь корму транспорта, идущего в западном направлении. Но где гарантия, что им не было только что атакованное судно, которое, обнаружив перископ, воздушный пузырь или торпедный след, легло на обратный курс? То, что наблюдался только один транспорт тоже ни о чем не говорит. Сразу после залпа лодка повернула на восток, в то время, как изначально шедшее на запад судно могло попросту выйти за пределы весьма переменчивой видимости. По крайней мере именно такая трактовка событий напрашивается из КТВ АРК, где нет информации ни о движении одиночных немецких судов, ни о потоплениях, ни о замеченных торпедных атаках. Вполне возможно, что одна из трех торпед могла поразить цель, если бы не 5-метровая установка глубины, но в реальности ей пришлось пройти под корпусом судна.


Схема атаки 30 сентября 1941 года

Догадка о том, что во всех трех атаках целями являлись именно норвежские каботажные суда подтверждается опытом подлодки «Щ-422» капитан-лейтенанта А.К. Малышева, действовавшей на этой же позиции до «Красногвардейца». Из шести ее торпедных атак по немецким документам можно идентифицировать лишь две, произведенные 12 сентября. В результате первой был потоплен норвежский транспорт «Оттар Ярл» (1459 брт), опознанный как транспорт водоизмещением 6000 т. Кстати, именно этот пароход реально открыл длинный список побед североморских подводников. Днем «щука» выпустила торпеды по стоявшему в бухте небольшому товаропассажирскому судну. Отсутствие взрывов и наблюдение в перископ показали, что атака закончилась безрезультатно. На самом деле норвежский каботажник «Танахорн» (336 брт) получил попадание, но торпеда не взорвалась. И в дальнейшем нашим субмаринам удавалось перехватывать и уничтожать одиночные «транспорта» и «танкеры», которые во всех случаях на поверку оказывались норвежскими судами. Подавляющее большинство их не находилось в немецком фрахте, а занималось перевозками почты и пассажиров между портовыми городами, либо рыбной ловлей. До февраля 1942 г., когда вследствие возросшей активности советских подлодок немцы начали наводить порядок на своих полярных коммуникациях мы уже имели на своем счету восемь норвежских судов и мотоботов, не занимавшихся перевозками в немецких интересах.


Норвежское каботажное судно «Улёй» (131 брт) - одни из 27 пакетботов, перевозивших почту и пассажиров между Тромсё и Киркенесом. Из-за кормового расположения рубки суда этого типа очень часто принимались нашими подводниками (в том числе и командиром «Д-3») и летчиками за «небольшие танкеры». Именно в этом «качестве» «Улёй» и был потоплен 7 июля 1944 г. «Киттихауками» ВВС СФ.

О чем в КТВ АРК есть информация, так это о движении очередного конвоя, который вышел из Хаммерфеста в 15.30 (по берлинскому времени) 29 сентября и прибыл в Киркенес в 16.30 1 октября. В его состав входил норвежский транспорт «Браво I» (1585 брт), немецкий «Стелла» (479 брт), и танкер «Ойрланд» (869 брт). Сопровождали суда охотники «Uj 1205», «Uj 1701», сторожевики «Целле» и «Готе». В 15.11 30 сентября караван (по наблюдениям - два транспорта в сопровождении 6 кораблей охранения) был замечен вахтенным офицером «Красногвардейца». Дистанция позволяла пересечь курс кораблей противника и выйти в атаку со стороны берега. Достигнув нужного места стали разворачиваться на боевой курс. В этот момент раздался скрежет - следовавшая на перископной глубине «Д-3» села на мель в точке, где глубина моря по карте составляла 26 метров. Ситуация осложнялась тем, что корабль в момент посадки находился носом к берегу. По свидетельству Байкова в этот момент растерялся не только командир, но и обеспечивающий Колышкин. По предложению неожиданно просвещенного во флотских вопросах начпо лодка продула среднюю группу, всплыла в позиционное положение, развернулась и снова погрузилась. Только аховое несение службы сигнальщиками немецких кораблей позволило произвести такой маневр безнаказанно. Пока выполняли все эти маневры корабли противника конечно же успели выйти за пределы видимости в перископ.

В том, что «Красногвардеец» пока ни технически и тактически не готов к атаке конвоев лишний раз подтвердилось незадолго до полудня 1 октября. Показавшиеся на горизонте мачты очень скоро материализовались в «большой пассажирский пароход в охранении 6 миноносцев, идущий на восток». Не вызывает сомнения, что речь шла о госпитальном судне «Штуттгарт» (13387 брт), которое под конвоем эсминцев «Гальстер», «Экольдт» и пяти тральщиков («М 30», «М 18», «М 22», «R 162», «R 155») шло в Киркенес для приема раненых горных стрелков. Конвой следовал зигзагом на 14-узловой скорости. «Д-3» находилась уже в 2-3 кабельтовых от внешней линии эскортных кораблей, - вспоминал Константинов - когда был обнаружен сторожевик, устремившийся прямо на нее. Пришлось несколько увеличить глубину погружения. Подводники ожидали бомбометания, но тишину вскоре нарушил лишь приглушенный шум винтов удалявшегося вражеского корабля... После подъема перископа выяснилось, что лодка пересекла линию внешнего охранения, но курсовой угол на лайнер был слишком большим. Даже на самом полном ходу лодка не смогла бы сблизится с целью на дистанцию залпа... Через некоторое время стало ясно, что выйти на дистанцию залпа невозможно...»(См. сылку №5). Вот так элементарные меры ПЛО и высокая скорость сорвали атаку лодки, которая даже не была обнаружена.

После вышеописанной серии боевых столкновений наступило некоторое затишье. По-видимому, оно было связано с очередной технической неисправностью, точная дата возникновения которой ни в одном документе не называется. На этот раз оборвался трос командирского перископа. Хотя перископ замер в крайне верхнем положении, постоянное нахождение его наверху при торпедной атаке почти наверняка привело бы к обнаружению корабля. Снова как и при истории с клинкетами среди командования разгорелись жаркие споры. По свидетельству Константинова Колышки предложил закрепить перископ бугелем и производить его высовывание из воды вертикальным маневром всей лодки. Филипп Васильевич считал такой вариант действий неприемлемым, особенно в случае атаки конвоя. Байков посоветовал убрать перископ в нижнее положение и пользоваться зенитным перископом. Командира лодки не устраивал и этот вариант, очевидно потому, что зенитный перископ имел весьма скверную оптику, туго поворачивался, и, наконец, его оптическая труба имела гораздо больший диаметр и, соответственно, обнаружить ее было намного проще. Если верить политдонесению, Константинов заявил: «Плавать под зенитным перископом - это авантюра», за что был сразу же предупрежден, что при повторении подобного высказывания будет незамедлительно отстранен от командования кораблем. Ему в приказном порядке запретили выходить на связь со штабом Северного флота и просить разрешения на возвращение в базу. В конце-концов, кому-то из экипажа пришла в голову идея заменить трос швартовым концом. Из-за разницы в диаметре следовало выточить новый ролик, а также выполнить целый список трудоемких работ по налаживанию системы. Спустя несколько суток опытные старшины и краснофлотцы с честью справились и с этой задачей. После окончания шторма, который пришлось пережидать в районе зарядки батарей, «Д-3» вновь вернулась к норвежскому берегу. Хотя волнение моря снизилось до 5 баллов, частые снежные заряды периодически сокращали видимость до нуля. В 14.08 при очередном подъеме перископа на дистанции около 3 миль удалось обнаружить 5-6000-тонный транспорт в охранении «миноносца». Волнение моря составляло 5 баллов, порывистый северный ветер гнал по морю густые снежные заряды. Из-за сравнительно большой скорости цели и начальной дистанции «Красногвардейцу» к моменту залпа (14.26) удалось сблизится лишь на 8 кабельтовых. Гораздо хуже было то, что расчетный угол встречи составлял примерно 115-120 градусов. Фактически торпеды выпускались вдогонку, что нежелательно даже на малых расстояниях из-за перспективы встречи с кильватерной струей судна - в ней торпеды сбиваются с курса и быстро тонут. Возможно, что именно так все и произошла на этот раз - спустя примерно 1,5-2 минуты после выстрела (по мемуарам, в донесении время отсутствует) на лодке зафиксировали два взрыва. Для прохода торпедами предельной дистанции это время слишком мало, так что они либо попали в кильватерную струю и затонули досрочно, либо при плавании в снежных зарядах лодка сблизилась с берегом больше, чем рассчитывала, и взрывы произошли в результате ударов о скалы. Именно такая трактовка событий напрашивается из сопоставления с КТВ АРК - атака не замечена, а конвой, состоявший из парохода «Георг Л.М. Русс» (2980 брт), танкера «Германн Андерсен» (1171 брт), а также тральщиков «М 29» и «М 17» в 22.15 без потерь прибыл в Киркенес. То, что Константинов наблюдал ровно половину от истинного состава каравана лишний раз подчеркивает существовавшие погодные условия. В результате, когда в 14.38 субмарина всплыла под перископ из-за очередного снежного заряда увидеть вообще ничего не удалось. По-видимому, в таком же глупом положении почувствовали себя и немецкие сигнальщики - недалеко от кораблей прогремело два взрыва, а где они произошли и что стало их причиной увидеть не удалось!


Схема атаки 11 октября 1941 года

Утром 14-го на лодке окончательно скисла акустика. К счастью, поход уже близился к концу, но спустя несколько часов «Д-3» пришлось еще раз встретится с вражеским конвоем. Два транспорта в охранении трех миноносцев - реально теплоходы «Хартмут» (2713 брт), «Мар дель Плата» (7333 брт) в сопровождении «Гальстера», «М 18» и «М 22» - шли на восток. Субмарина начала маневрирование, но в процессе его потеряла цель в снежном заряде. Кстати, снегопад и туман оказался настолько густыми, что «Хартмут» потерял караван и достиг Киркенеса лишь на следующий день. Еще один шанс одержать победу оказался упущен. Вечером следующего дня «Красногвардеец» отозвали в базу. За время похода корабль провел 301 час в подводном и 296,5 часов в надводном положении, произвел 22 зарядки батарей, израсходовал 56 тонн соляра. Главный же результат - «потопление» четырех транспортов - так и не был побит ни одной подлодкой СФ в 1941 г. Казалось, что выход из тупика летних месяцев найден, нужно лишь шире внедрить новый метод торпедной стрельбы и повысить активность командиров.

У командования результаты четвертого похода «Красногвардейца» вызвали противоречивые чувства: с одной стороны налицо многочисленные «победы», с другой - обеспечивающие не пожалели черной краски для описания поведения командира лодки. Это очевидно даже несмотря на то, что обеспечивавший комдив не стал оставлять письменных свидетельств с оценкой действий Константинова. Датированные 28 октября «Выводы командира БПЛ о боевом походе подводной лодки «Д-3», содержали следующий текст:
«1. На подводной лодке «Д-3» вышли в боевой поход командир 3-го дивизиона подводных лодок и начальник политотдела бригады подводных лодок с целью оказания помощи командиру и военкому в выполнении боевой задачи.
2. За период плавания (всего 25 суток) в районе № 4 подводной лодкой обнаружено интенсивное движение кораблей противника на восток и запад днем, причем абсолютное большинство транспортов с охранением больших и малых миноносцев.
3. Плавая в непосредственной близости от побережья, подводная лодка активно искала корабли противника, произвела 4 торпедные атаки и, израсходовав 9 торпед, утопила 4 транспорта противника.
4. Большой боевой успех подводная лодка «Д-3» имела в данной обстановке благодаря тому, что всю ее боевую деятельность направлял командир 3-го дивизиона подводных лодок, который фактически командовал кораблем.
5. Командир подводной лодки «Д-3» капитан-лейтенант Константинов в данном походе (как и в предыдущих походах) проявил нерешительность, доходившую до попыток запросить разрешение на уход с позиции в базу из-за незначительных повреждений корабля (выход из строя командирского перископа).
Дальнейшее пребывание капитан-лейтенанта Константинова в должности командира подводной лодки «Д-3» нецелесообразно, так как он не может самостоятельно выполнять боевых задач: плавать может, а воевать в роли командира - не способен. Целесообразно назначить на подводную лодку «Д-3» более смелого и решительного командира.
6. Личный состав подводной лодки «Д-3», добившийся больших боевых успехов, достоин высокой награды» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 122).

Поскольку ни в каких сохранившихся материалах похода не отражалось то, что комдив «фактически командовал кораблем» очевидно, что эти данные командование бригады получило из устного доклада самого Колышкина. В этой ситуации остается много непонятного: мог ли Константинов, самостоятельно командовавший кораблем в третьем походе «Д-3», вдруг оказаться настолько неспособным, что его полностью подменил комдив? Мог ли Колышкин так быстро изменить свое мнение о командире, которому сам давал рекомендацию о допуске с самостоятельному управлению? И то и другое сомнительно. Более вероятным представляется другое - Колышкин внял рекомендации начальства «присмотреться» к командиру «Красногвардейца», а присмотревшись нашел у него те недостатки, которые присутствовали у большинства подводников в 1941 г. - осторожность, возможно несколько чрезмерную, порожденную отсутствием знаний об истинных боевых возможностей противника, а также плачевным техническим состоянием своего корабля. Но разве в этом положении виноваты только командиры лодок?

Политдонесение А.П. Байкова было более детальным и по ряду важных моментов отличалось от выводов командира бригады: «Только своей растерянностью, нервозностью среди этого бодрого настроения отличался командир лодки капитан-лейтенант тов. Константинов, который в это время имел очень непривлекательный вид, потерял волю командира и был больше похож на «мокрую курицу», которую только что вытащили из воды. Причем эта растерянность и нервозность наблюдалась за тов. Константиновым и во время атаки по первому транспорту, 26 сентября, когда он после залпа спустился с боевой рубки в центральный пост в таком нервном состоянии, что я вынужден был ему предложить успокоится». По поводу того, кто и как командовал лодкой сообщалось следующее: «Исключительно спокойно, хладнокровно выполнял свои обязанности помощник командира, ст. лейтенант тов. Соколов (беспартийный). По сути командиром лодки был не капитан-лейтенант Константинов (член ВКП(б), а тов. Соколов. Командир лодки без него не провел ни одной торпедной атаки. Все исходные данные, все расчеты производились тов. Соколовым, за исключением команды «Пли». По сути говоря боевой успех лодки был решен тов. Соколовым и комиссаром лодки ст. политруком тов. Гусаровым. Тов. Соколов исключительно добросовестно выполнял свой долг перед Родиной. Тов. Соколова можно выдвигать на самостоятельную работу - командира лодки» (ОЦВМА, ф. 112, д. 19326, л. 335).

Спустя тридцать лет в своих мемуарах Ф.В. Константинов в определенном смысле попытался ответить на эти претензии. Описывая поломку перископа он написал «Это серьезная авария, но ни у кого и не возникло мысли о возвращении в базу». Рассматривая торпедные атаки Филипп Васильевич не скрывал тот факт, что с английскими таблицами по торпедной стрельбе работал его помощник. А кто и где в ходе торпедной атаки должен был с ними работать? Из цитат из политдонесения ясно, что командир находился в боевой рубке, откуда должен был осуществлять управление кораблем и вести наблюдение за целью. А раз так, то не понятно, как помощник мог выдавать «исходные данные», в частности, элементы движения цели. Не понятно и то, как следовало командиру работать с громоздкими таблицами в довольно узкой боевой рубке одновременно с периодическими наблюдениями в перископ. Любопытно отметить, что аналогичного рода претензии позднее выдвигались и по отношению к известному подводнику, командиру подводного минного заградителя «Л-3» П.Д. Грищенко. Он тоже, якобы, лишь давал команду «Пли», в то время как все расчеты производил помощник В.К. Коновалов. На это Грищенко резонно заметил, что помощник не вечно будет помощником, и задача настоящего командира готовить себе достойную замену. Грищенко подобное замечание простили, Константинову - нет. Авторы «выводов» и политдонесения также полностью проигнорировали техническое состояние корабля, а оно согласно 13-го пункта боевого донесения являлось далеко не блестящим.
«13. Механизмы в походе работали хорошо, за исключением:
а) пропуск воды через клинкеты дизелей; б) пропуск воды в носовую дифферентную цистерну; в) обрыв троса командирского перископа; г) трудно вращается зенитный перископ; д) выход из строя несколько раз лага; е) поломка клапана затопления торпедных аппаратов; ж) плохая работа радиопеленгатора; з) не всегда надежно работал эхолот...
15. Отсутствие на подводной лодке акустики затрудняло выполнение задачи (не смогли атаковать транспорт во время снежного заряда); возможно, что во время плохой видимости были пропущены незамеченные транспорты. Постоянная течь клинкетов затрудняла выполнение задачи, приходилось иногда погружаться по два раза. Необходимо клинкеты сменить на захлопки» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 120-121).

Анализируя все это невольно вспоминаешь фразу заместителя Наркома обороны, начальника Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта П.В. Рычагов: «Товарищ Сталин, вы заставляете нас летать на гробах!» и то, чего эта фраза стоила ее автору. В случае с Константиновым все, к счастью, закончилось благополучно. 31 октября он сдал должность командира лодки и поступил в распоряжение Организационно-строевого управления (ОРСУ) СФ. Оно нашло ему применение, отправив в составе советской военной миссии в Англию. Зарубежом Константинов пробыл недолго и уже в 1942 г. вернулся на Родину на должность помощника начальника штаба Северного отряда кораблей Беломорской военной флотилии. Закончил войну он начальником конвойной службы Северного флота и умер в Петербурге в середине 90-х, намного пережив большинство своих бывших сослуживцев и хулителей по бригаде подводных лодок.

Новым командиром «Д-3» стал капитан-лейтенант Михаил Алексеевич Бибеев. Его послужной список заслуживает того, чтобы остановится на нем подробнее. Родившийся в 1904 г. Бибеев как и Константинов был призван в ВМФ в 1933 г. из кадров торгового флота. Окончивший мореходное училище еще в конце 20-х он успел поплавать и на командных должностях, благодаря чему попал не в штурманский, а в командирский класс УОПП. В марте 1935 г. сразу после его окончания Михаил Алексеевич был назначен помощником на черноморскую подводную лодку «Щ-203», а с октября 1936 г. стал ее командиром. Прослужив в данной должности 25 месяцев Бибеев поступил на командирский факультет Военно-морской академии. С началом войны состоялся досрочный выпуск, по результатам которого 30 июня приказом Наркома ВМФ №01066 капитан-лейтенант Бибеев назначался командиром подводного крейсера «К-2» БПЛ СФ. Готовя приказ по старой заявке, московские кадровики не знали, что данной вакансии фактически нет - штатный командир «катюши» В.П. Уткин, болевший длительное время туберкулезом, переборол хворь и вернулся к исполнению служебных обязанностей. В результате, капитан-лейтенанту с академическим образованием пришлось назначаться на должность командира по организационно-мобилизационной работе штаба БПЛ. В то же время, по сохранившимся документам и мемуарам можно утверждать, что Бибеев быстро завоевал авторитет у командования. Когда в начале октября встал вопрос о кандидатуре офицера, которому предстояло совершить боевой поход на британской подводной лодке в качестве представителя советского ВМФ, начальство выбрало Михаила Алексеевича. Сам поход субмарины «Тайгрис» не сопровождался впечатляющими успехами, но позволил Бибееву воочию пронаблюдать тактику и организацию службы у «просвещенных мореплавателей». Казалось, что кроме метода торпедной стрельбы с временным интервалом заимствовать у них нечего. 29 октября, спустя 13 дней после возвращения из похода Бибеев получил приказ принять подводную лодку «Д-3».


М.А. Бибеев у перископа, 1942 г.

«Старушка» к этому моменту уже девять дней находилась в доке мурманского судоремонтного завода наркомата рыбной промышленности. Точное содержание произведенных работ неизвестно, но столь необходимым кораблю текущим ремонтом они не являлись. Из анализа документов можно почти наверняка утверждать, что ремонтники заменили клинкеты и попытались наладить работу шумопеленгаторной станции. Были отремонтированы перископы. При съеме командирского по случайному стечению обстоятельств получил тяжелую травму помощник П.Д. Соколов - ему оторвало два пальца на левой руке. В очередной поход вместо него отправился дивизионный минер капитан-лейтенант А.М. Каутский, давно стремившийся к самостоятельной до ...

 Отправлено: 19.08.07 11:55. Заголовок: Re:

... лжности на подводной лодке. Как и было положено, в первый поход с новым командиром шел обеспечивающий - уже знакомый нам И.А. Колышкин, получивший только что звание капитана 2 ранга. 11 ноября лодка вышла из дока, 12-го перешла в Полярное, а спустя десять дней отправилась на позицию в устье Порсангер-фьорда.

Неприятности начались почти сразу после выхода в море. До исхода суток 22-го вышли из строя носовые горизонтальные рули (сломался валик разобщения рулей от шпиля; 24 ноября неисправность устранена) и, что еще хуже, оборвался проволочный подвес гирокомпаса. Восстановить его своими силами было невозможно, а плавать по магнитному компасу ГОН, да еще и в условиях видимости, характерных для того времени года - просто опасно. По вполне понятным причинам Бибеев не стал предлагать вернуться в базу, хотя лодка еще не успела уйти от нее далеко. В результате корабль прибыл на позицию только в 10 часов 24-го, имея невязку на 60 миль к западу. В конце-концов «Д-3» прибыла к устью Порсангер-фьорда, где держалась не слишком далеко от берега (счисление постоянно уточнялось по береговым ориентирам), но и не слишком близко. Эхолот работал ненадежно, уточнить счисление по характерному изменению глубин не удавалось и, стоило только потерять берег из вида, как могла последовать посадка на мель. Это оказывало заметное сдерживающее влияние на боевую деятельность «Д-3». Забегая вперед отметим, что в этом походе субмарина провела в подводном положении у берегов противника всего 131,4 часа (время наиболее длительного погружения - 12,5 часов), а в надводном - 421 час. Батарею заряжали всего 8 раз. Посадка на мель чуть было не произошла при первой попытке проникнуть на прибрежный фарватер. Вторая подход к берегу оказался более успешным.

Утром 28-го, несмотря на предупреждение комфлота не заходить глубоко во фьорды, Бибеев с Колышкиным решили осмотреть бухту Хоннингсвога. К счастью, искать добычу долго не пришлось. В 13.00 по левому борту обнаружился тральщик, спустя 15 минут - второй, и, наконец, в 13.33 идущий позади них транспорт. Поскольку на самом деле только что вышедший из Хоннингсвога конвой насчитывал не одно, а три судна (германские пароходы «Людвиг» (1065 брт) и «Альдеборан» (7891 брт), а также норвежский танкер «Эрлинг Линдё» (1281 брт) в охранении сторожевиков «Того» и «Киаочау»), очевидно, что условия видимости были далеки от идеальных. По-видимому, «камуфлированным транспортом водоизмещением 6000 т» являлся «Людвиг», по которому в 13.44 был произведен трехторпедный залп. Спустя минуту на лодке зафиксировали взрыв. Точная причина его не известна, но к попаданию он отношения не имел. Роль отсутствующей системы БТС сыграл командир БЧ-5 Челюбеев, принявший в момент выстрела много воды в уравнительную цистерну. Подлодка провалилась до глубины 66 метров, так что наблюдение в перископ оказалось сорванным. Сразу после атаки «Красногвардеец» лег на курс отхода на север, поскольку дальнейшее движение в юго-восточном направлении приводило прямиком на прибрежные скалы.


Схема атаки 28 ноября 1941 года

Любопытные воспоминания об этой атаке оставил Колышкин: «Взрыв послышался очень сильный. Но только один. Значит, попали одной торпедой. Хватит ли ее, чтобы прикончить судно? Когда мы всплыли на перископную глубину (лодка всплыла под перископ в 14.20 - прим. М.М.), то из-за тумана ничего не увидели. А жаль. Может быть, транспорт только подорван, но еще продолжает жить. Правда, шум его винтов, как доложил акустик, прекратился. Это значит, что ход он все-таки потерял, и хлещущая в пробоину вода, наверное, сделает свое дело»(См. сылку №6). В соответствии с этим «наверное» атакованный 28 ноября транспорт был занесен на боевой счет «Д-3» как потопленный. Что же касается точности показаний акустика, то в своем послепоходовом донесении Бибеев написал [b«Слышимость акустики совершенно отсутствовала» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 278). Читать написанные Колышкиным строки тем более странно, если сравнить их с другим местом из мемуаров - тем, где он рассуждает о методах установления результатов торпедных атак: «Тут следует сказать о большой щепетильности, с которой наши командиры оценивали результаты своих атак. Трудно, порой очень трудно было точно установить, что сталось с атакованным судном. Отмечались почти невероятные случаи, когда никто в лодке, даже гидроакустик, не слышал взрыва. А в перископ было совершенно ясно видно, как транспорт тонет. Что ж, законы, по которым звук распространяется в водной среде, капризны. Но гораздо чаще случалось наоборот. Взрыв слышали все, а увидеть, что произошло после этого взрыва, не удавалось никому. Мешали корабли охранения, или снежный заряд, или плохая видимость, или и то, и другое, и третье вместе.

Тут на помощь приходил гидроакустик. Он докладывал, слышен ли шум винтов атакованного корабля или нет. Но поскольку кораблей в конвое бывало много, акустик легко мог ошибиться. А если он и безошибочно сообщал, что шум винтов прекратился, это еще не означало наверняка, что судно утонуло. Оно могло остаться на плаву и, исправив боевые повреждения, прийти домой своим ходом. Его, наконец, могли отбуксировать до ближайшей базы. Другое дело, если гидроакустик улавливал звуки, свидетельствующие, что судно действительно погружается. Но при тогдашней конструкции акустических станций такое случалось нечасто.

Казалось бы, что, по крайней мере теоретически, для тщеславного, честолюбивого командира не исключена возможность заняться «приписками», относя к числу потопленных поврежденные корабли. Чаще всего взглянуть в перископ на результаты атаки успевал только командир. Если же судить об этих результатах приходилось по гидроакустическим данным и по сопоставлению многих косвенных признаков, то и тут вряд ли кто-нибудь из членов экипажа стал бы отрицать полную победу, когда командир утверждает, что она достигнута. Тут сыграли бы роль и авторитет командира и по-человечески понятная готовность каждого верить всему, что подтверждает успех, а не наоборот — ведь победа была желанна всем.

На деле же такого рода умышленные «приписки» исключались. Командиры наши были настоящими коммунистами и высоко дорожили своей партийной и профессиональной честью. Они твердо руководствовались правилом: докладывать о результате атаки, как о сомнительном, если не удалось пронаблюдать за целью или получить другие, заслуживающие доверия данные о ее потоплении. Личная убежденность тут не бралась в расчет, если ее нельзя было подтвердить фактами»(См. сылку №7). На практике же, как мы убедились, комдив далеко не всегда руководствовался собственными правилами.

Последующие несколько дней обнаружить противника не удавалось. 5 декабря, в день сталинской конституции подводники уже собирались поднять наркомовские 100 грамм, как вахтенный офицер Каутский объявил боевую тревогу. На этот раз атака протекала весьма непросто - хотя лодка изначально находилась на носовых курсовых углах перестраивавшийся немецкий тральщик (классифицирован Бибеевым как миноносец типа «Слейпнер») чуть было не загнал субмарину на глубину. Чтобы сохранить свое место относительно цели «Д-3» пришлось лечь на параллельный курс и дать на 20 минут полный подводный ход. Можно только удивляться тому, что тральщик не обнаружил гремевшую на все море «старушку». В 12.45 «Красногвардеец» повернул на боевой курс и спустя восемь минут дал трехторпедный залп в сторону обогнавшего его каравана. Целью являлся второй в колонне 10000-тонный транспорт, которым без сомнения являлся немецкий пароход «Леуна» (6856 брт; кроме того в состав конвоя входил транспорт «Феодосия», 3075 брт, тральщики «М 30» и «М 17»). Спустя минуту прогремело два взрыва. Лодка оставалась под перископом, но из-за нашедшего снежного заряда в него ничего не было видно. Желание увидеть дело рук своих оказалось настолько сильным, что «Красногвардеец» продолжил движение за конвоем, даже несмотря на опасность контратаки. Лишь в 13.15 наблюдавший в перископ Колышкин увидел странный предмет «похожий не то на ящик, не то на чемодан». В связи с тем, что рядом находился «миноносец» субмарина погрузилась на глубину 20 метров, но продолжила преследование. В 13.52 при очередном подвсплытии подводники увидели над водой лишь мачту, трубу и часть кормовой надстройки, которые спустя три минуты скрылись из вида. Почему-то никого не смутил тот факт, что в течение часа после атаки «торпедированный» пароход продолжал идти не на запад, в сторону близлежащего порта Хоннингсвог, а на восток на достаточно приличной скорости. То, что на «Красногвардейце» приняли за потопление было классическим примером выхода за пределы визуальной видимости. Торпеды же, скорей всего взорвались при ударе о прибрежные скалы. Так и не разобравшись в причинах произошедших взрывов, германские корабли 6 декабря прибыли в Киркенес.

Почти в то же самое время, когда «Леуна» бросала якорь в Бёк-фьорде «Д-3» осуществляла атаку следующего каравана. Его удалось обнаружить в 13.54 близ мыса Сверхольт-Клуббен - в том же самом районе, где состоялись две предыдущие атаки. Создавалось впечатление, что противник попросту игнорирует присутствие агрессивно настроенной советской субмарины, которая отправляет его суда на дно одно за другим. Все происходило как на учениях: обнаружение большого трехмачтового теплохода с выгодной позиции, поворот на боевой курс, сближение примерно до 10 кабельтовых и выпуск трех торпед на угол встречи 90 градусов. На все ушло всего четыре минуты. Еще через минуту прогремел взрыв, ознаменовавший седьмую «победу» экипажа «Красногвардейца». На самом деле норвежский трехмачтовый теплоход «Рингар», 5013 брт не получил ни царапины и продолжил свой путь на восток. На «Д-3» его удаление наблюдали с перерывами на протяжении 26 минут. В 14.24 при последнем подъеме перископа он «перевертывался кормой вверх». Несмотря на эту красочную картину Бибееву не удалось обнаружить входивший в состав этого же конвоя транспорт «Мошилл» и второй сторожевик (суда конвоировали СКР «Нордриф» и «Нордвинд»). Попытка догнать один из них, «снимавший людей с борта тонущего корабля», ни к чему не привела - сторожевик скрылся в снежном заряде. Впрочем даже без этого боевой счет «Красногвардейца» выглядел весьма солидно. Семь потопленных транспортных судов выводили его на первое место не только в Северном флоте, да и во всем подводном флоте ВМФ СССР! Вслед за представлением к ордену Красного Знамени, сделанному после предыдущего похода ушло представление к гвардейскому званию. Связать успехи лодки с именем конкретного командира было нельзя, поэтому все лавры достались обеспечивающему - И.А. Колышкина представили к званию «Герой Советского Союза». Заслуги Бибеева оценили скромнее - орденом Красного Знамени. В своих «выводах», написанных после возвращения лодки 15 декабря в Полярное, Виноградов указал: «По заключению командира 3-го дивизиона подводных лодок, командир подводной лодки «Д-3», командовавший до окончания Военно-Морской Академии подводной лодкой, может в дальнейшем допускаться к самостоятельному управлению кораблем в боевых операциях» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 280).


Норвежский теплоход «Рингар» - реальная цель восьмого торпедного залпа «Красногвардейца».

Подводя итоги пятого боевого похода «Красногвардейца» необходимо упомянуть об одном достаточно необычном факте - подтверждением флотской разведкой последнего боевого успеха подлодки. Далеко не всегда разведчикам удавалось найти материал, уточняющий результаты действий подводников, а на этот раз это было сделано сверхоперативно, еще до возвращения лодки из похода. По их данным 6 декабря подлодка потопила танкер «Абрахам Линкольн», тоннажем 9570 брт. Автору статьи не удалось обнаружить первопричину этого донесения, но по некоторым косвенным признаком ей являлся радиоперехват. Разведчиков нисколько не смутило присутствие в нацистском торговом флоте судна, названного в честь американского президента иудейского происхождения. Еще более непонятным является происхождение величины тоннажа потопленного судно. Разведчикам просто следовало открыть регистр Ллойда и убедится, что судна с таким тоннажем не существует. Единственным «Абрахамом Линкольном», бороздившим просторы мирового океана на тот момент являлся норвежский сухогруз тоннажем 5740 брт. С 1939 г. это судно находилось в британском фрахте, участвуя в перевозках через Северную Атлантику. Вполне возможно, что 6 декабря 1941 г. оно действительно выходило в эфир сообщая о каких-либо неполадках. Сообщение оказалось перехвачено и соответствующим образом интерпретировано в разведотделе СФ. Однако «Абрахам Линкольн» и не думал тонуть. После войны его продали финскому судовладельцу, а в 1962 г. разрезали на металл в Японии. Вполне возможно, что разведотдел СФ в 1941 г. не был обеспечен регистрами Ллойда (не понятно, что мешало запросить их у союзников-англичан), но то, что утверждение о гибели «Абрахама Линкольна» продолжало тиражироваться многими советскими историками после войны много говорит об их желании узнать правду.


Норвежский теплоход «Мошилл» входил в состав конвоя, безуспешно атакованного «Д-3» 6 декабря 1941 г.

21 декабря «Д-3» перешла на мурманский завод НК РП, где начала давно заслуженный текущий ремонт. По существовавшим положениям он заключался во вскрытии, разборке и очистке вспомогательных механизмов, осмотре деталей, определении их износа, замене уплотнителей и прокладок, настройке и регулировке механизмов в работе, а также замене изношенных деталей и осмотре подводной части. Реальный объем выполненных работ для мелкого завода с устаревшим станочным парком был поистине уникален. Рабочие заменили 18 квадратных метров обшивки, опрессовали 12 цистерн, прочеканили 140 м швов, полностью перебрали механизмы носовых и кормовых горизонтальных рулей, вертикального руля, отремонтировали все кингстоны, а также массу других приборов и механизмов. Корабль вступил в строй 6 февраля 1942 г. Наиболее ярким событием, пришедшимся на данный период стало награждение «Красногвардейца» орденом Красного Знамени, о чем было объявлено 17 января. В тот же день вышел указ о присвоении И.А. Колышкину звания Героя.

За то время пока «Д-3» находилась в ремонте, на северном морском театре произошли важные изменения. Во-первых, наладилось движение союзных конвоев с ленд-лизовскими грузами. Как известно первые иностранные суда прибыли в Мурманск и Архангельск в августе 41-го, но лишь с января 42-го противник приступил к нарушению этой коммуникации, сначала подводными лодками, но затем также силами надводных кораблей и авиации. Во-вторых, обеспокоенное активными действиями советских подводных лодок, германское командование предприняло ряд мер по усилению защиты коммуникаций. На театр были переброшены дополнительные силы эскортных кораблей, с января началась постановка «фланговых» противолодочных минных заграждений. Как правило, они ставились против подводных лодок, идущих на перископной глубине на участках, где отмечалась наибольшая активность субмарин, либо у береговых навигационных ориентиров. Конвои стали крупнее, их охранение усилилось. С весны немцы приступили к формированию тактических групп охотников за подводными лодками (2-4 охотника), которые могли осуществлять поиск субмарин в определенных районах, либо усиливать охранение конвоев на опасных участках. 20 февраля в период осуществления всех этих мероприятий «Красногвардеец» вышел в свой шестой боевой поход.

С утра 22-го корабль находился на позиции в районе устья Тана-фьорда - м. Нордкин. Первые дни погода явно не баловала. Темнота и сумерки, занимавшие большее время дня дополнялись обильными снегопадами. 24-го из-за плохой видимости не удалось атаковать неустановленное судно, спустя несколько часов - пару охотников из-за внезапного изменения ими курса. Почти сразу выявились недостатки произведенного ремонта. В тот же день из-за пропуска верхней головки оказался залит водой командирский перископ. В дальнейшем вплоть до окончания похода лопнули масляная магистраль правого дизеля (неисправность была замечена не сразу в результате чего в трюм вылилось две тонны масла), крышка компрессора левого дизеля и один из выхлопных клапанов. Экипаж мужественно устранял неисправности, одновременно пытаясь нанести урон врагу.

Первая реальная возможность для этого появилась 27 февраля. В этот день в окуляре перископа показался крупный германский конвой (норвежские транспорта «Тайвань» (5502 брт), «Нерва» (1564 брт), германский танкер «Лизелотте Эсбергер» (1593 брт), сторожевые корабли «Полярзонне», «Полярмеер», «Убир», тральщик «М 1507»), следовавший на восток. Интересно отметить, что буквально за несколько часов до этого караван подвергся неудачной атаке подлодки «Щ-402», действовавшей на соседней позиции в устье Порсангер-фьорда. «Красногвардейцу» тоже не удалось открыть счет. В момент обнаружения лодка находилась слишком далеко от берега, чтобы сблизится для атаки. На глазах Бибеева караван зашел в порт Мехамн. К сожалению, после этого командир совершил вторую ошибку. Он не занял позицию у берега восточнее порта, поэтому когда спустя два часа германские корабли продолжили движение в направлении Киркенеса, ему оставалось лишь грозить им в след. Попытка «реабилитироваться» проникновением в Мехамн-фьорд, предпринятая на следующий день ничего не дала - судов там не оказалось. 2 марта Бибеев повторил попытку - и снова неудачно. Лодка дважды коснулась грунта на мелководье (лодочный эхолот продолжал давать неправильные показания) в результате чего погнула ограждение вертикального руля. Теперь руль стал перекладываться с заметным усилием. Вечером следующих суток оказалась упущена возможность атаковать пару тральщиков. Субмарина уже начала отход в район зарядки и находилась слишком далеко от берега. В последующие пять дней не удалось обнаружить вообще ничего, несмотря на то, что командование периодически передавало данные о переходе вражеских конвоев. Наконец, в ночь на 8 марта последовал приказ о переходе на позицию прикрытия союзного каравана PQ-12. В 11.43 лодка начала переход, но спустя три с половиной часа, задолго до прибытия в назначенный квадрат на горизонте появились дымы, а вскоре и множество судов, двигавшихся на восток. Поскольку в штабе Северного флота до начала 1944 г. допускалась возможность существования вражеских коммуникаций на большом удалении от берега, Бибеев по определению не мог идентифицировать контакт и был вынужден погрузится для торпедной атаки. По счастью, очень скоро выяснилось, что «Д-3» находится на кормовых курсовых углах каравана - встреча с оснащенным «асдиками» эскортом PQ-12 не сулила «старушке» ничего хорошего.

 Отправлено: 19.08.07 11:58. Заголовок: Re:

Сылка №1 Колышкин И.А. В глубинах полярных морей. М., 1970. С. 48-49
Сылка №2 Колышкин И.А. Ук. соч. С. 49
Сылка №3 Константинов Ф.В. Ук. соч. С. 67
Сылка №4 Константинов Ф.В. Ук. соч. С. 71
Сылка №5 Константинов Ф.В. Ук. соч. С. 69
Сылка №6 Колышкин И.А. Ук. соч. С. 71
Сылка №7 Колышкин И.А. Ук. соч. С. 208-209

 Отправлено: 19.08.07 12:01. Заголовок: Re:

Двое следующих суток «Д-3» провела на позиции прикрытия. Конец патрулированию положила очередная шифровка из штаба флота, полученная в 02.10 11 марта - лодке надлежало оказать помощь «соседке» «Щ-402», внезапно оказавшейся в центре Баренцева моря без топлива. Соляр, как об этом всегда писалось в мемуарах и исторических исследованиях, вытек в море через треснувшие в результате бомбардировки глубинными бомбами швы топливно-балластных цистерн. Данная информация не выдерживает проверки архивными документами. На самом деле топливо из внешних цистерн было продуто в море по приказу самого командира лодки капитан-лейтенанта Н.Г. Столбова. Столбов обнаружил утечку топлива и демаскирующий соляровый след, ввиду чего и принял свое решения, считая, что топлива во внутренних цистернах вполне достаточно для возвращения в базу. Весьма характерно, что свой приказ он отдал, не потребовав доклада у командира БЧ-5 об истинном наличии соляра внутри прочного корпуса. Замер, произведенный лишь на следующее утро, показал, что топлива осталось всего на несколько часов движения. Выработка внутренних цистерн вместо внешних произошла вследствие неправильной установки запорного клапана на замещение соляра при последнем заводском ремонте субмарины. В 22.11 10 марта дизеля встали и в штаб флота полетела срочная радиограмма с просьбой о помощи. Командование направило в район «Д-3» и «К-21» из Полярного. Пока «щука» болталась на волнах, ее сигнальщики обнаружили плавающую мину, о чем Столбов сделал оповещение «по флоту». Если бы противник уделял борьбе с нашими подводными лодками больше внимания и сил, то радиопеленгование этого сигала наверняка имело бы фатальные последствия. Тем временем, народные умельцы из экипажа «Щ-402» предложили использовать в качестве топлива смесь керосина и машинного масла. Эксперимент оказался удачным и в 16.20 11 марта «щука» возобновила движение в сторону базы. Поэтому не удивительно, что когда «Д-3» прибыла в указанную точку она ничего не обнаружила. Помощь «щуке» оказала лунинская «К-21», обнаружившая ее около полудня 13-го - спустя шесть часов после того, как на ней вторично остановились дизеля. Что же касается «Д-3», то еще утром 12-го она получила приказ вернутся на позицию прикрытия (конвой PQ-12 к этому времени уже втягивался в Кольский залив), а спустя еще сутки - на свою позицию у норвежского побережья.

Утром 14 марта «Красногвардеец» подошел к берегу в районе порта Гамвик. Несмотря на снежные заряды почти сразу же было обнаружено интенсивное движение судов - сначала в 10.38 одиночный тральщик, прошедший контркурсом на большом расстоянии, затем в 13.00 - конвой, состоявший из транспорта в сопровождении трех сторожевиков.

Атака, которая, как казалось сначала, не вызывала особых проблем, складывалась весьма непросто. Изначально «Д-3» находилась почти прямо по курсу «транспорта» (примерный курс конвоя - 250 градусов), на дистанции 25 кабельтовых. Бибеев посчитал, что у него вполне достаточно времени, чтобы пересечь курс каравана, чуть-чуть подвернуть и дать залп кормовыми торпедными аппаратами. Спустя 12 минут при очередном подъеме перископа его ожидало неприятное открытие - скорость цели оказалась заметно выше ожидаемой, вследствие чего пеленг не изменился, зато дистанция сократилась примерно до 6-7 кабельтовых. Субмарина была обращена к противнику левым бортом и явно не успевала произвести атаку ни кормовым, ни носовым залпом. Бибеев начал описывать циркуляцию, но это ничего не дало. В 13.17 «транспорт» был обнаружен прямо по левому траверзу на расстоянии 1,5-2 кабельтовых. Он однозначно обгонял субмарину и уходил к берегу. Перископ поднимался еще несколько раз, но обнаружить в него ничего не удавалось. Внезапно, в 13.35 Бибеев увидел одиночный сторожевой корабль, идущий северо-западным курсом. Поскольку в этот момент «Красногвардеец» был обращен к противнику кормой потребовалось лишь чуть-чуть подвернуть для кормового залпа. В 13.40 вышли обе торпеды, а спустя минуту прогремел мощный взрыв.

Очень интересное отражение получила атака «Д-3» в документах противника. Из их анализа вытекает, что «конвоем», обнаруженным в 13.00 являлся отряд боевых кораблей, включавший минзаги «Бруммер», «Кобра» (по-видимому, он и являлся тем злополучным транспортом, который вначале пытался торпедировать Бибеев), сторожевой корабль «Поляркрайс», тральщик «М 1506», охотники «Uj 1108» и «Uj 1109». В 22.00 12 марта по берлинскому времени (московское минус 1 час) отряд вышел из Тромсё, причем минзаги имели на своем борту по 200 мин ЕМС с длиной минрепов 300-350 м. Этот смертоносный груз предназначался для создания наступательного минного поля «Бантос-А» у северо-восточного побережья полуострова Рыбачий. Из-за ухудшения погодных условий в 16.00 13 марта отряд стал на якорь в Ло-фьорде, но спустя несколько часов продолжил движение. Избранный курс привел корабли в район Гамвика, где их и встретила «Д-3». Скорость отряда оказалась выше ожидаемой, в результате чего он безнаказанно разошелся с субмариной на минимальной дистанции. Должно быть, в этот момент сигнальщики немецких кораблей не столько следили за водной поверхностью, сколько наблюдали идущий навстречу конвой. Его составляли норвежские транспорта «Вардё» (860 брт) и «Хомборгзунд» (253 брт), конвоировавшиеся тральщиками «М 1502», «М 1504» и сторожевым кораблем «Черускер». Караван предыдущим вечером вышли из Киркенеса и следовали в западном направлении. Внезапно в 13.38 (берлинское время переведено в московское) барражировавший над минными заградителями гидросамолет выпустил белую ракету - сигнал обнаружения подводной лодки. По-видимому, поводом к этому послужил появившийся на поверхности воздушный пузырь и показавшаяся на расстоянии 2-3000 м от минных заградителей кормовая оконечность «Д-3». Корабли сделали поворот все вдруг, повернувшись к подводной лодке кормой. Почти сразу вслед за этим сигнальщики отставшего от конвоя «М 1504» обнаружили шедшую по поверхности торпеду, которая вскоре пересекла кильватерную струю в 50 м от корабля. Одновременно летающая лодка «Блом унд Фосс-138» сбросила три 50-килограмовые авиабомбы в точке, где показалась корма субмарины. Именно их взрыв и приняли на «Д-3» за попадание. Лодка не успела сманеврировать, как рядом взорвались еще четыре «глубинки» сброшенные в это же место с «М 1504». В результате их близкого разрыва отжало кингстон уравнительной цистерны (на лодках I серии он открывался вовнутрь), треснуло стекло ее водомерной колонки. Очевидно, клапана вентиляции топливно-балластных цистерн на мгновение отжались, выбросив на поверхность небольшую порцию топлива. Тральщик бросился догонять свой конвой, но не раньше, чем сбросил веху в место бомбометание.


Германский минный заградитель «Кобра». «Д-3» не удалось атаковать этот корабль 14 марта 1942 г.

На этом злоключения «Красногвардейца» не закончились. К месту боя подошли охотники «Uj 1108» и «Uj 1109», отделившиеся от группы минзагов. Восемь первых глубинных бомб «Uj 1109» сбросил в месте нахождения вехи, затем еще 15, ориентируясь по соляровому пятну. Дальнейшее бомбометание вслепую не имело смысла и оба охотника приступили к гидроакустическому поиску. К счастью для экипажа «Красногвардейца» он продолжался недолго и завершился безрезультатно. Уже спустя полчаса корабли ушли на соединение со своим отрядом. Вечером 15-го отряд заградителей стал на якорь в одном из киркенеских фьордов. Выждав подходящий момент германское командование отдало приказ о постановки поля «Бантос-А». Операция состоялась в ночь на 20 марта и завершилась полным успехом. Между 01.04 и 02.45 20 марта «Кобра» и «Бруммер» без какого-либо противодействия выставили 400 мин в 18-26 милях от побережья Рыбачьего, в одночасье создав минную угрозу на северо-западных подходах к Кольскому заливу.

В немецких штабах были бы весьма удивлены, узнав, что на самом деле по меньшей мере дважды отряд минных заградителей обнаруживался нашими силами. Первое обнаружение сделала подводная лодка «М-171», переходившая той ночью на позицию в Варангер-фьорде. В 00.42 вахтенный офицер «малютки» старший лейтенант А.С. Щекин (впоследствии командир подводной лодки «В-2») обнаружил на расстоянии 7 кабельтовых два силуэта, шедших северо-западным курсом со скоростью 7-8 узлов. Лодка находилась в выгодной для атаки позиции и стрелять следовало немедленно. Еще до прибытия на мостик командира лодки капитан-лейтенанта В.Г. Старикова по команде Щекина по противнику была выпущена одна торпеда. К сожалению, офицеру не удалось правильно определить ни истинный курс, ни скорость вражеского соединения, вследствие чего снаряд прошел мимо. «Малютка» сделала донесение в штаб флота и продолжила движение на позицию. Спустя несколько часов, уже на отходе, один из кораблей противника (классифицирован как «миноносец») был замечен с выходившей в поход «Щ-421» (командир - капитан-лейтенант Ф.А. Видяев, обеспечивающий - капитан 2 ранга И.А. Колышкин). Поскольку и раньше неоднократно происходили случаи встречи со своими кораблями и самолетами, о которых не было предварительного оповещения из штаба флота, Видяев с Колышкиным решили, что встреченный ими эсминец - свой, и уклонились от него погружением. В штабе флота по поводу обнаружения кораблей противника у наших берегов не высказали никакого беспокойства. Что же касается минного поля «Бантос-А», то о его существовании не подозревали вплоть до апреля 1945 г., когда стоявшие на глубине 3 м мины были обнаружены «асдиком» британского эсминца. Относительно результативности данной постановки ничего определенного сказать нельзя - почти любая из пропавших без вести в 1942-1944 гг. подводных лодок СФ могла погибнуть на нем, так как заграждение перекрывало один из рекомендованных для выхода и возвращения фарватеров.

Однако, вернемся к уклонявшейся от преследования «Д-3». Хотя немецкие охотники и покинули поле боя, положение субмарины было трудно назвать завидным. Уравнительная цистерна заполнилась водой, которая тонкой струйкой полилась в центральный пост через лопнувшее стекло. Субмарина приобрела отрицательную плавучесть и, несмотря на все попытки управляться горизонтальными рулями, погрузилась до 70-метровой глубины. Трудно себе представить, чем все могло закончится, если бы охотники продолжили преследование. Включить весьма шумный насос на откачку воды означало обнаружить себя, не включить - лечь на грунт на глубине, превышающую предельную. Но преследование закончилось и «Д-3» без дальнейших осложнений отошла в район зарядки. Тем же вечером Бибеев получил приказ вернуться в базу. При возвращении произошло еще одно происшествие, окончательно скомпрометировавшее результаты похода в глазах высокого начальства. Из-за штурманской ошибки вместо острова Кильдин субмарина вышла к мысу Выев-Наволок, где в ночных сумерках 16 марта ударилась о грунт, повредила обшивку цистерн главного балласта и сломала подводную часть лага. В течение шестого похода подлодка находилась 187 ч в подводном положении, 380 ч в надводном, произвела 13 зарядок и израсходовала 65 тонн соляра. Главным же результатом, без сомнения, можно считать первое с начала войны испытание на прочность под глубинными бомбами, которое хотя и закончилось благополучно, чуть не стало последним для корабля.

По уже сложившейся традиции командование и слышать не хотело об объективных трудностях, снизивших результаты похода до одного «потопленного» сторожевика. В своих «выводах» Виноградов писал: «3. Если бы командир подводной лодки принял решение приблизится к берегу, то у него было бы больше возможностей обнаружить конвои противника, чем при наблюдении против солнца с более мористой позиции. Возможно, что в этом случае он смог бы атаковать хотя бы один из пропущенных им двух, встречавшихся в этом районе конвоев» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 371). Ему вторил другой крупный специалист по проблемам подводной войны, полковой комиссар Байков:
[b«1. По организации поиска противника.
а) Дневной поиск - в смысле расположения курсов можно признать удовлетворительным. В смысле организации наблюдения, поиск был крайне неудовлетворительным - пропущено 11-12 транспортов противника;
б) Ночной поиск - неудовлетворительно от начала до конца.
2. Наиболее отрицательные моменты в плавании подлодки «Д-3»:
а) Получив радио о выходе из Киркенеса большого конвоя, время прихода его в район действий, командование лодки не рассчитало и к встрече его не подготовилось;
б) Ссылка на плохую видимость командирского перископа, как одной из главных причин пропуска конвоя не основательна.
С учетом всех дополнительных ошибок и нерешительных действий считаю - подводная лодка «Д-3» стоящую перед ней задачу выполнила неудовлетворительно» (ОЦВМА, ф. 112, д.19327, л. 419). Вот так, не успели поменять командира, как и новый оказался плох.


«Д-3» после шестого боевого похода, март 1942 г.

26 марта субмарина начала аварийно-навигационный ремонт в Мурманске. Продолжался он ровно месяц и был ознаменован лишь одним радостным событием - 3 апреля «старушка» присвоили гвардейское звание. «Плохими новостями» стали первые потери бригады. К пропавшей без вести в январе «М-175» (потоплена немецкой подводной лодкой) в апреле добавились погибшая на мине «Щ-421» и пропавшая «Щ-401». Стало очевидно, что противник усилил противолодочную оборону и время легких побед (победы эти, правда, в большинстве своем после войны не подтвердились) осталось позади. В остальном ремонт проводился по-старому: выявленные дефекты устранялись, но профилактика остальных приборов и механизмов оставляла желать лучшего. Несмотря на наличие запасного комплекта аккумуляторной батареи в хранилище, старую батарею менять не стали (она наработала 113 циклов заряда-разряда при норме в 115-130 циклов). Надежную работу шумопеленгаторной станции наладить так и не удалось - почти сразу же после выхода в море она вновь вышла из строя. Сам же выход на позицию северо-западнее Вардё состоялся вечером 1 мая. Бибеев пошел в море не один - «присмотреться к нему» послали начальника штаба бригады капитана 2 ранга Б.И. Скорохватова. По свидетельства ветеранов, этот человек играл на бригаде роль «метлы», а за схожесть и внешнюю и по характеру с персонажем И. Ильинского из кинофильма «Волга-Волга» имел кличку «Бывалов».

Командир «Красногвардейца» правильно понял значение этого факта и старался действовать соответственно. В 20.44 2 мая, в первые суток нахождения на позиции, несмотря на снежные заряды и сумерки Бибеев обнаружил конвой, двигавшийся в восточном направлении. Начавшаяся атака и на этот раз протекала весьма непросто, по-видимому в силу того, что из-за условий видимости изначально не удалось правильно определить дистанцию до цели. Фактически она оказалась гораздо больше, чем 20-25 кабельтовых. Находясь на носовых курсовых углах каравана и контркурсе Бибеев повернул влево для атаки носовыми торпедными аппаратами. В 21.02 при очередном подъеме перископа выяснилось, что вместо того, чтобы выходить на левый борт судов «Красногвардеец» находится у них прямо по курсу. Атака носовыми аппаратами явно не получалась, но еще оставалось время развернутся к противнику кормой. В 21.15 с дистанции 8 кабельтовых Бибеев произвел двухторпедный залп по 6000-тонному транспорту, а спустя минуту экипаж субмарины услышал сильный взрыв. Прошло еще десять минут, прежде чем командир решился всплыть под перископ. Сначала в него был виден лишь сторожевик, находившийся в 7-10 кабельтовых и не предпринимавший попыток к сближению. В 21.29 на расстоянии 15-20 кабельтовых обнаружился и транспорт. По наблюдениям Бибеева его осадка сильно увеличилась, он кренился на правый борт (торпеды, вообще-то, выпускались в левый) и имел дифферент на нос. У правого борта судна находился сторожевик, другой двигался переменными курсами. Остатки конвоя - 2000-тонный танкер и третий сторожевой корабль - двигались курсом на Вардё. Дальнейшее наблюдение не производилось из-за плохой видимости и опасения контратаки.

Материалы германской стороны ставят все это описание с ног на голову. В эти сутки в восточном направлении через позицию «Д-3» прошел лишь один конвой, включавший германский транспорт «Ирис» (3323 брт), танкер «Алгол» (972 брт), сторожевые корабли «V 5902», «V 5904» и «V 5906», что весьма точно соответствует наблюдениям Бибеева. До района мыса Хьельнес караван сопровождала группа охотников («Uj 1106», «Uj 1111» и «V 6108»), которая отделилась для преследования подводной лодки «К-2». «Катюше» пришлось заплатить за свою неудачную атаку на «Ирис». Вражеские охотники обрушили на нее 56 глубинных бомб, от близких разрывов которых треснули сварные швы двух топливно-балластных цистерн, палубный настил надстройки и шахта подачи воздуха к дизелям. Спустя четыре часа свой шанс попытался реализовать «Красногвардеец». Совершенно очевидно, что в качестве объекта нападения фигурировал все тот же «Ирис», не получивший в данном случае ни царапины. Сама атака, как это не покажется удивительным, не была зафиксирована противной стороной - иначе «старушка» вряд ли избежала бы бомбометания. Сейчас можно гадать, имел ли отношение услышанный взрыв к торпеде, а если имел, то чем именно он был вызван. Наиболее вероятной представляется следующая картина: сигнальщики немецких кораблей не обнаружили следов торпед из-за плохой видимости, но одна из них, вероятно, шедшая по поверхности, взорвалась самопроизвольно при ударе о волну. На протяжении войны противником неоднократно фиксировались подобные случаи, вызванные тем, что с начала 1942 г. установка глубины хода наших торпед стала производится на 1,5-2 метра. Поскольку точность хода торпед 53-38 по глубине составляла +_ 1 метр, неоднократно имели случаи выскакивания их на поверхность, особенно при волнении более 5 баллов. Видимо так все и произошло на этот раз. Не разобравшись в причинах взрыва, командир конвоя не стал делать никакой записи в КТВ и продолжил переход в восточном направлении.

В следующем боевом столкновении «Красногвардеец» перешел из разряда охотника в разряд дичи. В 05.00 11 мая из Киркенеса на запад вышел конвой в составе транспортов: норвежского «Скьерстадт» (762 брт) и германского «Хартмут» (2713 брт), в охранении сторожевика «NM 01», охотников «Uj 1104» и «Uj 1108». Любопытный штрих - в своем предыдущем рейсе «Скьерстадт» доставил для работ на киркенеских рудниках около 500 норвежских учителей, арестованных гестапо за отказ от преподавания основ нацизма. В утренние часы суда обогнули полуостров Варангер и вошел в пределы позиции «Д-3». Видимость оставляла желать много лучшего, поэтому обнаружив в разрывах снежной завесы одиночное судно, Бибеев не смог продолжить атаку. Акустическая станция молчала, в связи с чем определить направление движения конвоя и принять решение на его атаку не представлялось возможным. Сигнальщики противника, на этот раз, напротив, не дремали - в 12.50 с «Uj 1108» был обнаружен перископ подводной лодки. Охотник сбросил девять глубинных бомб и дал донесение. Командир конвоя не стал отмахиваться от этой информации и увел вверенные ему суда на якорную стоянку в Сюльте-фьорде. По приказу «адмирала Полярного побережья» вице-адмирала Отто Щенка поиском и уничтожением вражеской субмарины занялась группа охотников, отделившаяся от другого каравана, шедшего в восточном направлении. Спустя час «Uj 1101», «Uj 1109», «Uj 1110» и «V 6108» прибыли в назначенный район и сбросили по неопределенному гидроакустическому контакту 17 глубинных бомб. Пикантность ситуации заключалась в том, что лишенная гидроакустики «Д-3» не слышала шумов винтов вражеских кораблей и потому сочла, что в обоих случаях бомбы сбрасывались с патрульных гидросамолетов. Лишь по счастливой случайности охотники, продолжавшие поиск до 0 часов, и дичь не встретились на более короткой дистанции. Уже на следующий день эта немецкая противолодочная группа продемонстрировала свои потенциальные возможности, потопив после длительного преследования «К-23» с первым комдивом «старушки» капитаном 1 ранга М.И. Гаджиевым на борту.

Усиление вражеской ПЛО отмечалось и в последующие дни. С улучшением погодных условий к противолодочному поиску подключилась авиация, безуспешно бомбившая «Д-3» на перископной глубине в ночь на 16-е. Бибеев воспринял это как желание отогнать субмарину в море перед проходом очередного каравана и не ошибся - в 11.27 по пеленгу 128 градусов показались дымы, мачты, а вскоре и сами корабли. По данным визуального наблюдения караван образовывали танкер в 2500 т, транспорт в 9000 т и шесть сторожевых кораблей.

Как выяснилось, при отсутствии гидроакустики атаковать не легко и в условиях хорошей видимости. Обнаружив караван на дистанции около 5 миль, командир «Д-3» не смог точно определить его курс. Сначала Бибеев решил, что его вероятный курс расположится по левому траверзу лодки и стал ворочать влево на носовой залп (на момент обнаружения субмарина была обращена к цели кормой). Если бы акустика могла дать какие-то показания, то очень скоро бы выяснилось, что пеленг на противника имеет тенденцию перемещаться не на нос, а на корму. В этом удалось убедится лишь в 11.50 при очередном подъеме перископа. Более того, сторожевик, находившийся на левом крамболе каравана в этот момент находился всего в 3-5 кабельтовых и шел прямо на лодку! Несмотря на всю опасность сложившегося положения командир «Красногвардейца» не отказался от атаки, а, погрузившись на глубину 20 метров, лег на параллельный курс и развил полный ход. Бомбардировки не последовало, и когда в 12.17 вновь подняли перископ выяснилось, что караван уже прошел над лодкой и отдалился от нее примерно на милю. Спустя пять минут был дан трехторпедный залп. Через 75 секунд невооруженным ухом было можно слышать сильный взрыв, спустя 15 секунд - второй. В соответствии с боевым донесением угол встречи торпед с целью должен был составить примерно 105-110 градусов, однако если предположить, что караван шел с неизменным курсом, как это делалось обычно, то угол вырастал до 165. По-видимому, так оно и было на самом деле. Потому неудивительно, что подняв в 12.30 перископ Бибеев наблюдал лишь танкер, сторожевики и мачты впереди идущего транспорта. В этот момент судно как раз выходило за пределы визуальной видимости.

Германский конвой на самом деле составляли норвежские теплоход «Кнуте Нельсон» (5749 брт) и пароход «Каупангер» (1584 брт; остался незамеченным с «Д-3»), германские танкеры «Алгол» (972 брт), «Олеум» (476 брт), а также каботажный пароход «Фригга» (557 брт). Их конвоировали сторожевики «V 6114», «V 6103», «V 6107» и «V 5906». Разница между количеством наблюдаемых и реальных транспортов и сторожевиков объяснялась тем, что в силу своей неказистости «Олеум» и «Фригга» оказались засчитаны как корабли охранения. Своей целью Бибеев выбрал 9000-тонный транспорт - несомненно «Кнуте Нельсон». Выпущенные ему вдогонку торпеды не попали, да и не могли попасть. С чем были связаны взрывы сказать трудно. Возможно взрыватели сработали самопроизвольно, попав в кильватерную струю кораблей. Во всяком случае атака осталось незафиксированной врагом, что подтверждается и отсутствием бомбометания. Скорохватов же с удовлетворением отметил смелость и упорство командира, потопившего очередной транспорт.

Последнее боевое столкновение «Красногвардейца» произошло на следующий день. В 14.08 на расстоянии примерно 5-6 миль по курсу лодки показались два крупных транспорта (водоизмещением в 5000 и 12000 т) в охранении шести сторожевых кораблей. Атака этого конвоя оказалась одной из самых простых в годичной боевой карьере «старушки». В 14.29 лодка легла на боевой курс, выводивший ее точно на левый борт 12000-тонного парохода, и в 14.45 с дистанции 8 кабельтовых дала трехторпедный залп. Спустя минуту прогремело два взрыва, но ввиду небольшой дистанции и хорошей видимости Бибеев не решился всплыть под перископ - успех был и так очевиден. Очевиден для всех, кто находился на подлодке, но только не для противника.

Атаке «Красногвардейца» подвергся караван, совершавший переход из Тромсё в Киркенес. В его состав входили норвежский теплоход «Халлингдал» (3180 брт), немецкий пароход «Тихука» (Tijuca; 5918 брт), конвоировавшиеся сторожевиками «V 5905», «V 5901», «V 5902» и «NM 01». Поскольку германское командование знало о присутствии в районе агрессивно настроенной русской субмарины переход обеспечивала группа охотников в составе «Uj 1102», «Uj 1105», «Uj 1106» и «V 6108». В 14.46 в тот момент, когда на «Д-3» зафиксировали победные взрывы, сигнальщики находившегося на левой раковине ордера охотника «Uj 1106» обнаружили в 400 метрах по курсу торпедный след. В воздух взлетела белая ракета и именно это спасло жизнь сторожевику «V 5901». Вследствие резкой перекладки руля ему удалось разойтись с двумя торпедами, которые прошли на расстоянии трех и 10 метров за его кормой. Затем все три торпеды прошли между форштевнем «V 5902» и ахтерштевнем «Тихуки», который, несомненно, и являлся целью данной атаки. Это описание, полученное из документов противника снимает все вопросы за исключением взрывов, которые слышали на «Красногвардейце». Остается предположить, что их первопричиной являлись какие-либо события, происходившие на большом удалении от лодки и кораблей, как-то взрывы авиабомб (в частности, в этот день два Пе-3 бомбили Вардё), глубинных бомб или снарядов, которые по подводному звуковому каналу достигли лодки в тот самый момент, когда по расчету времени должны были взорваться торпеды. Во всяком случае к бомбометанию с германских кораблей они никакого отношения не имели. Группа охотников немедленно развернулась фронтом в направлении предполагаемой позиции лодки и вместе с присоединившимся «Uj 1111» приступила к поиску субмарины. К счастью, и на этот раз гидроакустический поиск ничего не дал. В 14.48 и 15.00 Бибеев дважды подвсплывал под перископ и обнаруживал «сторожевики», после чего счел за благо покинуть опасный район. Тем же вечером «старушка» получила приказ о возвращении в базу. В тот момент, когда следующим вечером она входила в Полярное, немецкая противолодочная группа еще продолжала искать ее близ мыса Маккаур. В своем седьмом боевом походе «Д-3» провела 170 часов в подводном (максимальное время под водой - 23 часа 8 минут) и 238 часов в надводном положениях, произвела 11 зарядок и израсходовала 45 тонн соляра.


После возвращения из боевого похода, март 1942 г.

Командование весьма положительно оценило «потопление» трех транспортов, отметив в «выводах»: «4. Весь поход ПЛ «Д-3» проведен успешно, командир ПЛ и ее экипаж выполняли боевую задачу правильно и настойчиво, материальная часть работала исправно» ( ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 433)

Последнее, конечно, соответствовало действительности лишь с большой натяжкой. Акустика не работала, аккумуляторная батарея выслужила 124 цикла, система БТС отсутствовала как класс. Несмотря на все это командование сочло возможным при подготовке к новому походу ограничится двухнедельным навигационным ремонтом, выполнявшимся исключительно силами экипажа. В 14.00 10 июня «Красногвардеец» вышел в свой последний боевой поход на позицию у Тана-фьорда и пропал без вести. В то время на бригаде ПЛ Северного флота действовали указания по связи, согласно которым лодки должны были выходить в эфир с донесениями лишь в одном из трех случаев: «а) Об обстановке, которая важнее, чем обнаружение своего места (себя); б) О боевом столкновении с противником; в) Об аварии, не позволяющей выполнять поставленную задачу» (ОЦВМА, ф. 112, д. 35625, л. 14). «Д-3» в эфир ни разу не выходила, а 30 июня не ответила на приказ о возвращении в базу. Не проливают света на обстоятельства ее гибели и документы противника. За все 20 дней, который «старушка» должна была находится на позиции, немцы не зафиксировали там не только ни одной атаки из под воды, но даже не обнаруживали лодок береговыми постами или самолетами. Весьма вероятно, что «Д-3» вообще не дошла до позиции, а погибла у берегов Рыбачьего - на том самом минном заграждении «Бантос-А», постановку которого она могла предотвратить, но не предотвратила в марте. В качестве альтернативной причины может рассматриваться подрыв на мине противолодочного минного заграждения «Sperre-III», скрытно выставленного германским минным заградителем «Ульм» севернее бухты Берлевог 24 мая 1942 г., в тот момент, когда на этой позиции действовала подводная лодка «С-101» (командир - капитан 3 ранга В.К. Векке). Эта версия представляется менее вероятной, поскольку при всех своих походах на данную позицию Константинов и Бибеев предпочитали держаться севернее, между мысами Слетнес и Омганг. Этот район оставался свободным от мин до мая следующего года. В последнем походе на борту «Красногвардейца» находилось 53 члена экипажа. «Д-3» стала пятой из 23 подводных лодок, потерянных Северным флотом в годы Великой Отечественной войны.


Судьба судов атакованных "Д-3"


* * *

Представленный материал достаточно многогранен, чтобы сделать по нему какие-либо однозначные выводы. В то же время ряд мыслей можно сформулировать вполне конкретно.

Во-первых, к началу Великой Отечественной войны уровень технического развития отечественного подводного флота оставлял желать много лучшего. В наиболее яркой форме это выражалось в уровне развития морского оружия, систем обнаружения и целеуказания. О недостатках в этой области говорилось и ранее, но мало кто пытался по-настоящему осознать всю глубину той пропасти, которая разделяла в этом отношении нас и ведущие флоты мира. ...

 Отправлено: 19.08.07 12:01. Заголовок: Re:

... Отсутствовали эффективная гидроакустика, радиолокация, счетно-решающие приборы, качественные перископы, надежная система беспузырной торпедной стрельбы, приборы установки глубины хода и гироскопов торпед в торпедных аппаратах, не говоря уже об устройствах самонаведения самих торпед. Еще страшнее сознавать, что всего этого практически не появилось и в годы войны, по крайней мере в тех количествах, чтобы оказывать сколько-нибудь ощутимое влияние на ход боевых действий. Объясняется последнее, конечно же, сухопутной направленностью Великой Отечественной войны, но вряд ли подводникам становилось легче от сознания этого.

Во-вторых, данные недостатки еще более усугублялись реальным техническим состоянием кораблей. Отчасти его можно списать на потерю судостроительных центров, призыв квалифицированных заводских специалистов на фронт, но лишь отчасти. Налицо как минимум еще два фактора: низкая эксплуатационная культура на отечественном флоте и игнорирование важности данного вопроса командованием. В частности, известен случай, когда в марте 1945 г. в центре Балтийского моря экипаж подводной лодки в течение трех дней производил сложный ремонт горизонтальных рулей (временная схема развалилась через сутки), но не стал возвращаться в финский порт Турку на том основании, что «финны слишком долго и излишне качественно все ремонтируют». В результате, в большом количестве случаев, подобно «Красногвардейцу», лодки действовали на позициях с различными неисправностями, и неоднократно даже выходили в поход имея их. Вот яркий пример: 19 декабря 1941 г. после пятидневного похода в Полярный досрочно из-за аварии вернулась «М-172» капитан-лейтенанта И.И. Фисановича. В своем донесении Фисанович писал: «То состоянии линии вала, которое вынудило лодку вернутся преждевременно с позиции (на подлодке заклинилась разобщительная муфта «Бамаг» - прим. М.М.), не выполнив задания, явилось результатом того, что штабные специалисты, призванные решать способность подводной лодки выполнять задание в море, необходимость и способы ремонта, боятся принять ответственное решение по этому вопросу и заявить о неготовности ПЛ.
ПЛ «М-172» перед последним походом простояла в гавани и в губах 29 суток. Несмотря на серьезные повреждения линии вала, указанные мной в донесении за предыдущий боевой поход, вопреки моим и лодочного механика заявлениям, на соответственно техническим требованиям и в условиях, которые ухудшили состояние линии вала. Ненормальность в работе после этого ремонта во внимание приняты не были, хотя времени для их устранения было больше чем достаточно. В результате ПЛ вернулась в главную базу раньше срока и требует месячного ремонта, тогда как раньше было 8-10 дней доковых работ» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 254). Интересный ответ в своих «выводах» дал комбриг Виноградов: «1. ПЛ М-172» 14.12.41 вышла в боевой поход с изношенной линией вала, но отремонтированной настолько, чтобы лодка смогла провести операцию и встать на ремонт. Вывод командира ПЛ о безответственности штабных специалистов БПЛ неправилен, так как ни одна лодка БПЛ, в том числе и ПЛ «М-172» безответственно с негодной техникой в боевой поход не посылались» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 252). Можно констатировать, что традиция выгонять в море неисправные субмарины сложилась в нашем флоте задолго до перестройки и громких катастроф последних десятилетий.

В-третьих, все это оказывало огромное влияние на тактические возможности подводных лодок. Фактически, развитие способов обнаружения противника застыло на требовании поднимать перескоп через каждые 15 минут (командиры, осуществлявшие гидроакустический поиск и поднимавшие перископ лишь по его результатам подвергались жестокой критике), а развитие способов торпедной атаки - на стрельбе с временным интервалом. Попытки стрелять искусственным «веером», предпринятые на КБФ и ЧФ в 1943-1945 гг., когда гироскопам торпед изначально задавались небольшие углы отклонения, могли считаться лишь более-менее успешными импровизациями.

В-четвертых, даже эти более чем скромные возможности зачастую нивелировались невысокой боевой подготовкой личного состава вообще и командиров подводных лодок в частности. В этом смысле экипаж «Красногвардейца» отличался явно в лучшую сторону, но все его старания разбились о три предыдущих фактора. Большинство же совершали ошибки подобно вышеописанному случаю со «Щ-402» Н.Г. Столбова. Далее следовало героическое преодоление последствий собственных халатностей. А могла ли подготовка быть иной? Читатель сам может легко определить из настоящей статьи сколько дней выделялось новому командиру «Д-3» М.А. Бибееву на подготовку к первому походу, сколько дней тратилось на боевую подготовку в коротких промежутках между ремонтами и выходами в море. Цифры из отчетов о боевой подготовки показывают, что ее основной формой в 1941-1942 гг. был разбор походов, где командование, как правило, изо всех сил старалось подтвердить строчку классика «каждый мнит себя героем, видя бой со стороны».

В-пятых, обращает внимание на себя стиль воспитания личного состава, включая командиров подлодок, со стороны командования бригады и политического руководства. Если ты «натопил» кучу транспортов противника, то ты герой, если нет - то неспособный, и в расчет здесь не принимались никакие объективные причины и прошлые заслуги. Достаточно хорошо известна история командира «Щ-422» кавалера ордена Ленина капитана 3 ранга А.К. Малышева, который не сумел добиться успехов последовательно в двух походах весной 1942 г., и которого по навету политорганов придали показательной расправе. Нечто подобное, хотя и не в такой яркой форме произошло с Ф.В. Константиновым, а могло произойти и с М.А. Бибеевым. Командирам следовало бороться за свою результативность, если не на устаревших и неисправных кораблях, то по крайней мере в бумажных донесениях!

В-шестых, система учета и анализа боевых донесений была у нас ничуть не эффективнее, чем техника и тактика. Достаточно точно она выражена приведенной цитатой из мемуаров И.А. Колышкина. Все, казалось бы ясно, и иначе, чем по взрывам о результатах атак судить было невозможно. Так, да не так! Сопоставляя сейчас наблюдаемые результаты торпедных атак с истинными, приходишь к выводу, что почти в каждом случае, когда на дно реально отправлялось вражеское судно, подводники наблюдали еще что-то, что как раз-таки и свидетельствовало об истинности победы. Так, потопив 12 сентября 1941 г. транспорт «Оттар Ярл» Малышев до конца наблюдал его погружение, но не на удаляющемся курсе, как это часто делал Бибеев, а на неизменной дистанции от атакованного судна. Торпедировав 21 декабря транспорт «Эмсхёрн» командир «М-174» Н.Е. Егоров слышал взрыв котлов судна, а на следующий день к берегу Рыбачъего прибило шлюпку, принадлежавшую транспорту. Треск ломающихся под напором воды переборок слышали на «Щ-421», после торпедирования «Консула Шульте» 5 февраля 1942 г. и на «М-171» после попадания двух торпед в пароход «Куритиба» 29 апреля 1942 г. Очень сильный взрыв слышали на «М-122» после того, как с дистанции всего 2,5 кабельтовых влепили торпеду в борт транспорта «Йоханнисбергер». Мощный затяжной взрыв, а затем еще один меньшей силы зафиксировали на «С-101» при потоплении «Аякса» 29 марта 1943 г. Торпедировав 17 мая 1943 г. танкер «Ойрштадт», командир «С-56» Г.И. Щедрин при всплытии под перископ спустя семь часов после атаки (раньше это было невозможно из-за преследования) наблюдал в перископ столб дыма высотой до 1,5 километров, который сфотографировал. Еще более наглядные результаты имели атаки из надводного положения. И напротив глухие взрывы, которые слышали только в концевых отсеках лодок, а иногда лишь акустик почти во всех случаях свидетельствовали о промахах. Торпеды рвались о прибрежные скалы, а чаще при падении на каменистое дно по прохождении предельной дистанции. Цифры по реальной результативности можно было получить из чтения радообмена противника, но об этом в годы войны было можно только мечтать. Справедливости ради стоит заметить, что с конца 1943 г. для тех случаев, когда командир не наблюдал визуально поражения цели ввели требование обязательного подтверждения потопления данными разведки. Однако, разведка не могла дать подтверждения и четверти результатов торпедных атак. В конечном итоге их все равно засчитали как успешные. С трудом вериться в то, что никто не понимал сложности создавшегося положения. Однако, просто понимать - мало, надо было все официально фиксировать и делать соответствующие выводы. Для этого следовало бы создать в составе НК ВМФ службу учета и анализа боевых донесений, независимую от командований флотов. Точно так же в Красной Армии в 1942 г. был создан институт офицеров Генерального штаба, которые были прикомандированы ко всем штабам действующей армии вплоть до дивизий, и которые могли, не опасаясь за свои погоны, доложить вышестоящему командованию реальную обстановку. В годы войны аналогичные службы существовали в составе флотов наших союзников. Вот, например, что вспоминали о деятельности офицера, отвечавшего за учет потопленных германских подводных лодок (эта должность существовала при Оперативном разведывательном центре британского Адмиралтейства): «Некоторые выходили из себя и гневно осуждали Тринга за его скептицизм, но он по-прежнему невозмутимо «сидел в центре своей паутины». На него не действовали ни «масляные пятна», ни «плавающие трупы немецких моряков», ни какие-либо другие «неопровержимые дополнительные доказательства» потопления лодки. Тринг в таких случаях лишь неохотно соглашался на оценку «вероятно, потоплена». Любой доклад о потоплении лодки он встречал с сомнительным ворчанием до тех пор, пока не получал действительно неопровержимые доказательства»(См. сылку №1). В результате, к концу войны цифры исчисляемых и реальных потерь подводного флота Германии лишь незначительно отличались друг от друга. Совершенно очевидно, что советские моряки не занимались сознательными приписками, но как их руководству не хватало здорового скептицизма Тринга!

Так что при желании можно было научится разбираться и во взрывах, но тогда кому-то, наверное, пришлось бы ответить за слишком редкую успешность торпедных атак. Никто не утверждает, что наши подводники вовсе не добивались успехов, но давайте взглянем на цифры. В 1941-1944 гг. подлодки Северного флота потопили всеми видами оружия 28 транспортов, пять мотоботов, 9 охотников за ПЛ, 5 сторожевых кораблей, два тральщика и подводную лодку. Повреждения получили четыре транспорта, три мотобота и тральщик. Для того, чтобы добиться этих успехов подлодки СФ произвели 258 торпедных атак (выпустили 676 торпед) и осуществили 47 минных постановок (887 мин). Если говорить о торпедных атаках, то в результате их было поражено всего 33 цели, или одна на каждые восемь атак (успешность 12,8%). В связи с этим не кажется удивительным, что стреляя 12 раз «Красногвардеец» не попал ни разу! Как это отличается от официально объявленной 77,9% успешности. Вряд ли виновными в создавшемся положении являлись экипажи и командиры подлодок - не могли они все поголовно воевать плохо. Виновников пришлось бы искать в более высоких сферах, возможно в самой системе, которая породила этот порочный круг. Судите сами: «отличные» результаты - нет потребности в совершенствовании; нет потребности, значит техника, военное искусство и боевая подготовка могут остаться на старом уровне; могут остаться на старом уровне, значит реально будем воевать неэффективно; будем воевать неэффективно, значит не надо нам лишний раз заниматься анализом кто и какие слышал взрывы. Вот тут и наступает, выражаясь словами Колышкина, «по-человечески понятная готовность каждого верить всему, что подтверждает успех».

Эта система практически не давала сбоев в прошлом, не дает она их и сейчас. Попробуй усомнится в нашей эффективности и тебя сразу назовут очернителем. В результате мы имеем то, что мы имеем. Люди готовы мириться с любым развалом, свято веря, что в трудную годину мы все сможем - так, как смогли в Великую Отечественную. Но как тогда мы это смогли? Сейчас мы не выдержим и десятой доли тех потерь и лишений. Так может хватит играть в реформу Вооруженных Сил, а, осознав предыдущий опыт, схватиться за голову и приступить к строительству профессиональной эффективной армии и флота?

Мирослав Морозов

(Статья опубликована в журнале «Флотомастер» №5,6 за 2003, №1 за 2004.)
Для оформления статьи использовались материалы автора.

 Отправлено: 19.08.07 12:02. Заголовок: Re:

Сылка №1 Маклахлан Д. Тайны английской разведки (1939-1945). Пер. с англ. М., 1997. С. 115.