Отправлено: 02.12.06 01:09. Заголовок: Морозов М. "Повод к несостоявшейся войне"

Мирослав Морозов

Повод к несостоявшейся войне

Среди многочисленных белых пятен новейшей истории отечественного Военно-морского флота едва ли не крупнейшим является инцидент с транспортом «Металлист», потопленным, согласно заявления ТАСС, неизвестной подводной лодкой в Нарвском заливе 27 сентября 1939 г. Возможно, что кому-то награждение данного «белого пятна» эпитетом «крупнейшее» покажется неуместным. И действительно, этот случай, имевший место в период «временных отклонений от ленинских норм во внешней политике», никогда не афишировался нашими политиками и историками. Но в свое время этому инциденту придавалось важнейшее значение — он едва не стал официальным поводом к началу войны между СССР и Эстонской республикой.

Известная формулировка Клаузевица — «война это продолжение политики, осуществляемое другими средствами» — нашла очередное подтверждение в событиях августа-сентября 1939 г. Не достигнув успеха в переговорах с «прогнившими западными демократиями» в создании единого блока противодействия державам Оси, Советский Союз, сменив министра иностранных дел (с мая 1939 г. им стал В.М. Молотов, продолживший исполнять обязанности председателя Совета народных комиссаров СССР) сделал поворот на 180 градусов и заключил пакт о ненападении с нацистской Германией. Дискуссия о причинах и последствиях такого шага лежит за пределами настоящей статьи, бесспорно лишь одно — в условиях надвигающейся войны между Германией и Польшей, на стороне которой должны были выступить Англия и Франция, подтвердившие в марте 1939 г. свои обязательства по договору о взаимопомощи, у СССР появлялась значительная «свобода рук» в отношении территорий «буферной зоны».

В свое время державы Антанты умело воспользовались стремлением прибалтийских народов обрести право на национальное самоопределение, для создании на их территориях первой линии обороны и, одновременно, плацдарма для нападения на Советскую Россию. Теперь настало время платить по счетам. В соответствии с небезызвестным секретным дополнительным протоколом к пакту Молотова — Риббентропа восточные области Польши (Западные Белоруссия и Украина), Эстония и Латвия (а с сентября 1939 г. и Литва) признавались «зонами советских интересов». Это означало, что, в независимости от их государственного строя и международного статуса, для обеспечения собственной безопасности Советский Союз желал обладать исключительным правом размещения там своих военных баз и объектов. Оценивая советско-германский пакт один из величайших политиков своего времени У. Черчилль писал («Вторая мировая война». М., 1991., Кн.1, т.1): «В пользу советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи... Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высшей степени реалистичной».

С восточными областями Польши вопрос решили просто. 17 сентября, уже после того, как Вермахт прошел «парадным маршем» почти через всю Польшу, части Красной Армии перешли госграницу и заняли все то, о чем месяцем ранее договорились руководители внешнеполитических ведомств злейших, в недавнем, врагов. Разрешение же вопроса с прибалтийскими республиками скорого прогресса, по крайней мере на первый взгляд, не обещало. Эти страны привыкли строить свою внутреннюю политику на крайне реакционных законах, а во внешней ориентировались на страны Антанты, которые с середины 30-х гг. сменила Германия.- Однако вскоре им предстояло почувствовать наступление новой эпохи…

Из всех прибалтийских республик наибольший интерес для советских военных стратегов представляла Эстония. Это внимание объяснялось важным военно-стратегическим положением страны на берегах Балтики. С размещенных на эстонской территории баз можно было не только развернуть боевую деятельность флота в центральной части моря в течении всего времени года (как известно, навигация в восточной части Финского залива прекращалась на период ледостава — с середины декабря до начала мая), но и контролировать вход в Финский залив. Решение данной задачи гарантировало безопасность второго по величине политического и экономического центра страны.

«Убедить» эстонцев в необходимости предоставления права размещения советских баз предстояло также Балтфлоту. Впрочем, как мы увидим из последующего описания, эта задача являлась в значительной степени импровизацией. В качестве способа убеждения, за неимением времени, избрали нагнетание военной напряженности, которое, по крайней мере в первое время, должно было представляться как результат действий третьих сил. Этими силами определялись ВМС Польши, которая с 17 сентября оказалась в состоянии войны с Советским Союзом. Развитие тезиса о «польской угрозе» усложнялось тем, что еще до перехода границы советскими войсками, 14 сентября, пала единственная польская военно-морская база Гдыня (правда, гарнизон полуострова Хель держался до 1 октября). Однако Его Величество Случай помог нашему руководству в реализации своих далеко идущих замыслов.

В ночь на 15 сентября в Таллин пришла польская подводная лодка «Ожел» («Орел»). Ее боевые действия в ходе германо-польской войны были непродолжительными и безуспешными. Этой крупной и новой субмарине была нарезана позиция в Данцигской бухте между Гдыней и косой Хель, где ей следовало найти и уничтожить германский учебный линкор «Шлезвиг-Гольштейн». Выполнить поставленную задачу не удалось, причем уже 4—5 сентября сама субмарина оказалась обнаружена противником и подверглась преследованию. Чтобы оторваться от врага, командир подлодки командор-подпоручик Генрих Клочковский был вынужден уйти к шведскому острову Готланд. Это решение командир принимал без ведома берегового штаба, явно в нарушение полученных инструкций. Вскоре командор-подпоручик слег, сославшись на больной желудок и невозможность принимать пищу. От внимания команды не ускользнуло то, что вестовой тайком продолжал носить еду в командирскую каюту. 10 сентября вышел из строя один из компрессоров системы воздуха высокого давления. Неисправность и «болезнь» Клочковского стали официальным поводом для ухода в нейтральный порт. Выбор пал на Таллин, поскольку в отличие от традиционно нейтральной Швеции, где польские подлодки сразу же разоружались (16 сентября там интернировался «Сеп», 17 сентября -«Рыш» и спустя 10 дней — «Жбик»), в придерживавшейся некогда англо-французской ориентации Эстонии интернирования можно было бы избежать. Надежды на это оказались напрасными.


Подводная лодка ВМС Польши "Ожел" (Orzel)

Эстонские власти поступили со своим бывшим союзником весьма недостойно. Сначала они объявили, что субмарина должна задержаться в порту на 24 часа, мотивируя это необходимостью дать время немецкому торговому судну «Таллата» покинуть Таллин. Когда объявленный срок подошел к концу, эстонцы, явно под германским давлением, потребовали интернировать лодку. Поскольку командир находился в госпитале, сопротивляться этому требованию оказалось невозможно. 16— 17-го эстонцы сняли с корабля 14 торпед, орудийные замки, артбоезапас и морские карты. Казалось, боевая карьера субмарины подошла к концу, но польский экипаж отказался смириться с подобной участью. Его возглавил старший помощник, капитан флота (звание, аналогичное капитан-лейтенанту в ВМФ СССР) Ян Грудзинский.

В воскресенье, 17-го, поляки обратились к местному командованию с просьбой сходить в баню, а затем провести последнюю ночь на своем корабле. Портовые власти не увидели в подобной сентиментальности никакого «криминала», поскольку считали, что интернирование лучший выход для польских моряков из создавшегося положения и они сами в этом не сомневаются. Может так бы оно и было, но, по воспоминаниям начальника отдела штаба эстонской армии подполковника А. Лутса, экипаж лодки не был ограничен в своих контактах с польским и английским военно-морскими атташе. Лутс не исключал, что именно они могли дать прямой приказ Грудзинскому на побег из порта, указывая в качестве причины вступление Красной Армии в Польшу и якобы возникавшую в связи с этим угрозу для субмарины и ее экипажа. Так или иначе, в ночь на 18-е группа «банщиков» вывела из строя электроподстанцию, обеспечивавшую освещение причалов и после разоружения двух эстонских охранников «Ожела» дал ход. Уходившая субмарина наблюдалась с эстонского миноносца «Сулев» и канонерской лодки «Лайне», которые, опасаясь повредить находившиеся в порту торговые суда, огня открывать не стали. На внешнем рейде «Ожел» подвергся обстрелу береговых батарей острова Аэгна и сразу же погрузился. О дальнейшем маршруте подлодки в эстонских, немецких и советских морских штабах могли только догадываться.

Судя по всему, известие о появлении и последующем исчезновении «Ожела» в Таллине вызвало в штабе КБФ небольшой переполох. Руководство Наркомата ВМФ было совершенно не информировано своими сухопутными коллегами о предстоящем «освободительном походе»(см.ссылку №1), и неудивительно, что развертывание сил флота запоздало. Лишь 16 сентября началась мобилизация 16 судов Северо-Западного речного пароходства для использования их в качестве тральщиков. Со следующих суток на линии остров Сескар — мыс Сейвисте началось несение дозорной службы силами торпедных и сторожевых катеров. В качестве последних, кроме пограничных «МО», использовалось 28 разъездных катеров типа «Р», изъятых из портов и военно-морских учебных заведений. Одновременно соединения КБФ начали вести журналы боевых действий (в мирное время велись флагманские исторические журналы), что фактически подтверждало перевод флота, выражаясь современным языком, в «готовность военной опасности». Исчезновение «Ожела» только подпило масла в огонь. В ночь на 20 сентября минзаг «Марти» выставил на линии Шепелевский маяк — мыс Сейвисте минное заграждение против подлодок и надводных кораблей, состоявшее из 461 мины обр. 1908 и 1912 гг. С этого момента началось дипломатическое давление на Эстонию, благо повод для этого дали сами неуклюжие действия таллинских властей.

Тон, как всегда, задавала пресса, которая и в те далекие годы не гнушалась грубого передергивания фактов. Вечером 18 сентября в свежем номере «Известий» прямо указывалось: «По достоверным сведениям, польские подводные лодки укрываются в портах прибалтийских государств, находят там скрытую поддержку со стороны некоторых правительственных лиц. По сведениям, кроме польских подводных лодок, в этих портах скрываются подводные лодки и некоторых других государств. 18 сентября одна из польских подводных лодок, интернированная ранее в Таллинском порту, удрала и скрылась в неизвестном направлении. Предполагают, что и в данном случае имело место попустительство со стороны эстонских властей».

После прочтения текста заметки возникает вопрос: верили ли ее составители, верил ли штаб КБФ в реальность вышеизложенного? Поверить в это тяжело. В чей адрес давалось определение «подводные лодки некоторых других государств»? Англичан и французов? Если так, то непонятно зачем они стали бы посылать свои субмарины на Балтику, через заминированные немцами проливы, если без труда могли наносить удары по советскому судоходству на Севере и Черном море, не говоря уже о европейских водах. Если они действовали в провокационных целях, то чего могли добиться подобной провокацией? Нападения СССР на их эстонского союзника, которому они в тот момент ничем помочь не могли? Немцев в расчет можно было не принимать — все их подводные лодки действовали в Атлантике, да и провокации против СССР в тот период явно не в ходили в интересы Рейха. С какой целью могли действовать против советского судоходства подводные лодки других стран Балтийского региона тоже непонятно. Тем более непонятно, зачем им для этого было нужно базироваться на эстонские порты, ведь из их собственных военно-морских баз вполне можно достигнуть даже восточной части Финского залива.

Пару слов относительно эстонских подводных лодок «Лембит» и «Калев». Материалы, которыми располагает автор, не дают основания считать, что их действия дали хоть малейший повод к обострению советско-эстонских отношений. Точных данных по «Калеву» нет, но деятельность «Лембита» в сентябре 1939 г. выглядела следующим образом: с 28 августа по 9 сентября — ремонт перископов в Военной гавани Таллина, 9—13 сентября — учебные погружения в море близ Таллина, 13—28 сентября — стоянка в полной боевой готовности в Военной гавани Таллина, после 28 сентября — в различной готовности к выходу в море в Старой гавани. Даже при отсутствии точных данных по «Калеву», исходя из общего характера действий эстонского правительства, можно утверждать: оно старалось избежать любых осложнений. К последним, безусловно, привело бы развертывание подводных лодок в море.

Действия уцелевших польских субмарин с баз одного из государств Балтии также относились к области фантастики. Ни одна страна не рискнула бы пойти на такой шаг даже не столько опасаясь реакции СССР, сколь боясь спровоцировать Германию. Справедливости ради надо отметить, что формально ситуация с польскими подлодками оставалась неясной еще на протяжении 2,5 месяцев. Кроме интернированных в течение сентября в Швеции «Сепа», «Рыша» и «Жбика», оставались «Ожел» и «Вилк», о судьбе которых долго ничего не было известно. За время германо-польской войны немцы официально заявили о четырех случаях потопления субмарин противника, но ни один из них не соответствовал действительности. «Вилк» еще 15 сентября закончил форсирование балтийских проливов и в ночь на 20-е ошвартовался в английском Розайте. Новый командир «Ожела» Грудзинский не стал спешить в Англию, поскольку рассчитывал добиться успеха на Балтике. Его не остановило ни отсутствие карт (их по памяти вычертил штурман подлодки), ни отсутствие большей части боекомплекта (эстонцы не успели выгрузить лишь шесть торпед). «Ожел» произвел поиск германских судов у берегов Готланда, а с 1 октября перешел к Эланду.

В ночь на 21-е обоих пленных эстонцев отпустили на шлюпке у восточного побережья острова Готланд и 24-го, после их прибытия в Таллин, штабы противников получили первую информацию о приблизительном местонахождении неуловимого «Орла». Совершенно очевидно, что если поляки и планировали действовать против чьих-то судов, то это были германские, а не советские суда. В любом случае Фортуна отвернулась от польских подводников. Единственный немецкий пароход, встреченный ими в начале октября, не удалось торпедировать из-за посадки на мель при маневрировании в ходе атаки. В ночь на 9 октября Грудзинский начал форсирование Балтийских проливов, успешно завершив его тремя сутками позже. Такое длительное время прорыва объяснялось тем, что днем корабль лежал на грунте, а вперед шел только ночью в надводном положении. 14 октября «Ожел» прибыл в Розайт, но по не вполне понятной причине лишь 8 декабря британское Адмиралтейство официально объявило, что две польские подводные лодки входят в состав Ройял Нэви. Таким образом, действия Грудзинского и страсть англичан к секретам дали советскому руководству на длительное время формальную основу для муссирования тезиса о «польской подводной угрозе» в Финском заливе.


"Одиссея" "Ожела" на Балтике в сентябре - октябре 1939 г.

19 сентября Молотов проинформировал эстонского посланника в Москве о том, что из-за упущения таллинских властей КБФ будет искать «Ожел» по всему Финскому заливу и за его пределами. Желая утихомирить разъяренного соседа, главнокомандующий эстонской армией генерал И. Лайдонер отправил в отставку командующего и начальника штаба флота. Одновременно эстонцы сами предприняли энергичные меры по розыску сбежавшей субмарины. 18 сентября миноносец «Сулев» обследовал район между островом Найссаар и мысом Тахкуна, осуществляя профилактическое бомбометание (взрывы бомб были слышны на «Ожеле»), Район острова Осмусаар обследовался канлодкой «Лайне», а внешний рейд Таллина до островов Найссаар и Аэгна — минзагами «Ристна» и «Сууроп».

Любопытно отметить, что в ходе этих мероприятий и сами эстонцы убедились, что в их водах действуют неизвестные подводные лодки. Днем 18-го одну из них наблюдали вблизи побережья острова Сарема («Ожел» в это время находился далеко на северо-запад от острова и с берега наблюдаться не мог), а на следующий день «Сууроп» якобы подвергся атаке из под воды и с трудом уклонился от торпеды. Зарубежные историки склоняются к мнению, что в обоих эпизодах фигурировали советские подводные лодки, но подтверждающих это отечественных архивных материалов обнаружить не удалось. Напротив, согласно флагманскому историческому журналу 2-й бригады ПЛ КБФ (туда входили все ПЛ типа «Щ» V и X серий; кроме «щук», за пределами восточной части Финского залива на тот период мог действовать только 13-й дивизион ПЛ, состоявший из трех лодок IX серии и минзага «Л-1») 17 сентября все корабли соединения находились в Кронштадте на швартовых, а на 24 сентября (между 17 и 24 сентября журнал не велся, так как вместо него велся журнал боевых действий подводных сил) в Кронштадте находился только 17-й дивизион («Щ-317», «Щ-318», «Щ-319», «Щ-320»), в то время как 15-й, 21 -и и -22-й дивизионы — всего 10 ПЛ — стояли у набережной лейтенанта Шмидта в Ленинграде. По всей вероятности, данные случаи нужно отнести на счет причуд человеческого восприятия, которое может временами видеть то, что оно старается увидеть.

19 сентября начала разворачиваться первая советская поисковая операция. Она проходила в течение трех суток и распространялась на всю глубину Финского залива вплоть до 22-го меридиана. В ней принимали участие четыре корабельные группы, насчитывавшие в общей сложности 2 лидера, 7 эсминцев, 4 сторожевых корабля и 6 СКА типа «МО». Никаких подводных лодок, конечно же, не нашли (кстати, поиск проводился лишь визуальными средствами без использования шумопеленгаторов), но, по-видимому, и не это было главным. В указаниях по проведению поиска командир Отряда легких сил (ОЛС) капитан 1-го ранга Б.П. Птохов разрешил «в целях преследования обнаруженных ПЛ нарушать территориальные воды Эстонии», что и совершалось неоднократно. 19 сентября 9 самолетов КБФ демонстративно облетели Таллин, однако Лайдонер (подобно Сталину в июне 1941 г.) на случай возникновения подобных ситуаций приказал огня не открывать. История показала, что ни в том, ни в другом случае тактика «умиротворения» не дала желаемого результата.

События по дипломатической линии разворачивались следующим образом: с 12 по 22 сентября в Москве проходили советско-эстонские экономические переговоры. С началом мировой войны прибалтийские производители и торговцы лишились многих западноевропейских партнеров и теперь им волей-неволей приходилось искать соглашения с восточным соседом. Прибывший 24 сентября в Москву для подписания торгового договора министр иностранных дел К. Сельтер вечером того же дня начал переговоры с Молотовым, на которых последний быстро перешел от экономических вопросов к «взаимной безопасности». Конкретно он предложил «заключить военный союз или договор о взаимной помощи, который вместе с тем обеспечивал бы Советскому Союзу права иметь на территории Эстонии опорные пункты или базы флота и авиации». Далее, встретив отрицательную реакцию оппонента, он заявил: «Если Вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется искать для гарантирования своей безопасности другие пути, может быть, более крутые, может быть, более сложные. Прошу Вас, не принуждайте нас применять силу в отношении Эстонии». В результате Сельтер вместо торгового договора увез в Таллин проект договора о взаимопомощи, который эстонскому правительству настоятельно рекомендовалось принять в кратчайшие сроки.

Параллельно, чтобы прибалты не расслаблялись, расширялся размах действий КБФ. С утра 24 сентября впереди дозорной линии сторожевых кораблей на западном гогландском плесе заняли позиции подводные лодки «М-72», «М-74» и «М-90». Спустя сутки для разведки западной части Финского залива направилась «Щ-322», а вечером 26 сентября и знаменитая «Пантера» — «Б-2». Продолжались и разведывательные полеты самолетов: МБР до 27-го меридиана, СБ — до 22-го. 22 сентября эсминцы «Артем», «Володарский» и «Энгельс» вели поиск субмарин в центральной части залива, а лидер «Минск», эсминцы «Гордый» и «Сметливый» отконвоировали через весь залив с запада на восток теплоход «Сибирь». Наконец, с 24 по 26 сентября лидер «Ленинград» и эсминец «Стремительный» произвели еще один поиск, который на этот раз охватывал не только Финский, но и Рижский заливы, а также центральную часть Балтийского моря. В те сутки, когда Молотов обсуждал с Сельтером вопросы взаимной безопасности, «Ленинград» тремя двухорудийными залпами обстрелял «секретную базу польских ПЛ» в заливе Еру-лахт (в нескольких километрах восточнее Таллина).

25-го из сообщения шведского телеграфного агентства в штабе КБФ узнали, что в шведские воды прибыла уже третья по счету польская подлодка — «Жбик», которая будет интернирована. В этот же день стала известна примерная дислокация «Ожела». И, тем не менее, 26-го в Лужской губе между 14 и 15 часами наши дозорные корабли дважды «замечали» перископы неизвестных подводных лодок. Вечером «Известия» опубликовали заявление ТАСС о неудовлетворительности объяснений эстонского правительства по поводу исчезновения польской субмарины из Таллина. То, что эти заявления совпали по времени с заседанием эстонского правительства, рассматривавшего проект договора о взаимопомощи, представляется неслучайным.

Неуступчивость таллинского правительства, отсутствие времени на поэтапное решение прибалтийской проблемы с одной стороны и определенная эйфория, возникшая после «Освободительного похода» (позднее, на совещании высшего комсостава в конце 1940 г. ее назвали «польскими настроениями») подстегнули разработку силового решения. На границе с Эстонией еще с начала сентября были развернуты 8-я армия (в районе Пскова) и 11-я стрелковая дивизия (вдоль границы на Нарвском перешейке). С началом боевых действий эти соединения должны были нанести удары в направлении на Тарту — Пярну и Таллин соответственно. Часть сил 8-й армии выдвигалась на эстонско-латвийскую границу с готовностью отразить удар латышской армии в том случае, если она выступит в поддержку своего соседа.

В предстоящих действиях КБФ выделялась достаточно важная и ответственная роль. С целю оказания помощи командованию флота на месте 26 сентября в Кронштадт прибыл нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов. Под его контролем в течение 26—27 сентября разработали план боевых действий КБФ в войне против Эстонии. О наличии данного документа историкам было известно давно, но до сведения широкой общественности он доводится впервые.

«Приказ штаба КБФ»
№4/оп 29 сентября 1939г.»
1. Флот Эстонии в базах.
Финляндия и Латвия нейтралитета не нарушают, остаются нейтральны.
2. … [оставлено место для внесения времени начала наступления] армия переходит в наступление с задачей форсирования Нарвского укрепленного района.
3. Краснознаменном Балтийскому флоту: уничтожением флота Эстонии, разрушением морских баз Таллин и Кунда и недопущением военных кораблей в Финский залив обеспечивает непосредственное содействие продвижению фланга Красной Армии и подготавливает овладение укрепленным районом Таллина.
4. ВВС КБФ — с началом военных действий найти и уничтожить корабли Эстонии, бомбить войска и укрепления на Нарвском перешейке и к северу от железной дороги до Финского залива на глубину не далее 30 км от войск, уничтожить материальную часть самолетов и разрушить сооружения на аэродромах Раквере и Кунда, разрушить и поддерживать разрушения железнодорожного узла Сонде и аэродрома Раквере, уничтожить береговые и островные оборонительные сооружения побережья Эстонии в районе Таллина и западнее, не допускать дневных постановок заграждений в районе Таллина; прикрывать базирование флота от нападения воздушного противника и не допустить прорыва самолетов противника в направлении Кингисепп, Торма и вдоль Финского залива на Ленинград.
Быть готовым:
а) Поддержать высадку десанта на южном побережье.
б) Нанести удар по кораблям противника в Финском заливе.
в) Оказать поддержку катерам ОВРа(см.ссылку №2) .
5. ОЛС — с приданным на время выполнения одной задачи ДСКР, с началом военных действий обстрелять и разрушить военные объекты порта и оборонительные сооружения базы Кунда; по требованию 11-й сд огнем артиллерии поддержать фланги сухопутных войск; прикрыть корабли, действующие у побережья от помех со стороны подводных лодок противника, а также не допускать постановки заграждений противником в районе Таллина(см.ссылку №3) .
6. Командиру высаживающегося десанта с началом военных действий быть готовым высадить десант в составе 3 батальонов ОСОБ в районе р. Нарова, губы Кунда и иметь наготове резервный десант из 42-го мсб и батальона учебного отряда КБФ.
7. ЗУР — иметь развернутыми: 17-ю железнодорожную батарею на позиции 200 и 12-ю железнодорожную батарею в Усть-Луге, для поддержки огнем наступления 11-й сд и обеспечить в маневренной базе от помех противника подготовку, посадку и выход в море десанта.
8. ОВР — с выделенным от ВТК одним дивизионом ТК, с началом военных действий организовать непрерывную ПЛО, ПМО и ПТО в Нарвском заливе и Островном районе до параллели 60 градусов.
9. 3-й БПЛ — с рассветом 29 сентября 1939 г. занять позиции для прикрытия действий КБФ со стороны финских шхер; с получением сигнала «Вулкан» уничтожать все появляющиеся в Финском заливе корабли противника.
10. 2-й БПЛ — с рассветом 29 сентября 1939 г. вести наблюдение за движением и действиями противника в районе Таллина, Хельсинки, Палдиски, с получением сигнала «Вулкан» не допускать днем постановки заграждений в районе Таллина, уничтожать все появляющиеся в Финском заливе корабли противника.
11. 1-й БПЛ(см.ссылку №4) — с рассветом 29 сентября 1939 г. занять позиции на входах в Финский залив и Рижский залив со стороны Балтийского моря и с получением сигнала «Вулкан» уничтожать все корабли противника, входящие с моря в заливы Финский и Рижский.
12. Эскадре КБФ — иметь линейные корабли и крейсера в часовой готовности к выходу из Главной базы.
13. ФКП — Кронштадт, штаб флота.
ЗКП — Ораниенбаум.
Командующий КБФ флагман флота 2-го ранга [подпись отсутствует] В. Трибуц». [РГА ВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 505, л. 35-36]

Фактически подготовка к проведению операции началась за несколько дней до завершения плана. С 24 сентября линкоры КБФ были переведены в четырехчасовую готовность к выходу, а корабли ОЛС и входившего в состав эскадры 3-го дивизиона эсминцев — в двухчасовую. К 25 сентября тральщики ОВРа закончили контрольное траление фарватеров, ведущих вдоль южного берега залива к берегам Эстонии. В ходе поисковых операций кораблями КБФ было обнаружено несколько плавающих мин, очевидно, сорванных с выставленного «Марти» заграждения. Однако, поскольку мины бывшего царского флота состояли на вооружении ВМС Эстонии и Финляндии, данные факты вызвали подозрение, что эти страны тайно выставили заграждения вдоль своих берегов. Вечером 27 сентября началось развертывание восьми подводных лодок («С-1», «С-2», «С-3», «Щ-317», «Щ-324», «Щ-319», «Щ-320», «Щ-323») из состава 13-го, 17-го и 23-го дивизионов на позиции вдоль эстонского побережья и перед входами в Финский залив и Ирбенский пролив. В море вышли отряды надводных кораблей, действия которых предусматривались планом. Ситуация достигла наивысшего напряжения. Казалось, достаточно малейшей искры, чтобы инициировать пожар войны.

Подходящий случай не заставил себя долго ждать. Утром 28-го «Известия» опубликовали сенсационный материал: «27 сентября около 6 часов вечера неизвестной подводной лодкой в районе Нарвского залива был торпедирован и потоплен советский пароход «Металлист» водоизмещением до 4000 тонн…». Там же сообщалось, что атакованный спустя несколько часов подлодкой транспорт «Пионер» выбросился на камни в районе башни Вигрунд. Таким образом, за вечер 27-го — ночь 28-го Советский Союз потерял два торговых судна, причем ни где-нибудь на окраине мирового океана, а на расстоянии всего нескольких десятков миль от главной базы Балтийского флота. 29 сентября по данным радиоразведки неизвестная субмарина была обнаружена на переходе из Нарвского залива в эстонскую бухту Кунда, а вечером того же дня шумопеленгаторная станция якобы установила присутствие еще одной подлодки в трех милях к западу от Толбухина маяка. В 23:30 тех же суток гидрографическое судно «Восток» в трех милях на юго-восток от банки Средняя обнаружило еще один подводный корабль, идущий курсом вест. Всех этих поводов вполне хватало для начала силовой акции против Эстонии, если бы на прошедших еще 27—28 сентября советско-эстонских переговорах не был заключен договор о взаимопомощи. В начале октября последовали аналогичные соглашения с Латвией и Литвой. В течение двух последующих месяцев КБФ интенсивно осваивал прибалтийские базы, с которых 30 ноября того же года начал боевые действия против Финляндии.

За драматическими сражениями советско-финляндской и последовавшей вскоре Великой Отечественной войны события сентября 39-го быстро забылись. До их осм ...

 Отправлено: 02.12.06 01:09. Заголовок: Морозов М. "Повод к несостоявшейся войне"

... ысления дело дошло лишь в 60-е гг. Тогда за рубежом появилась информация, согласно которой «Металлист» был потоплен советским сторожевым кораблем «Туча» после неудачной торпедной атаки подлодки «Щ-303». Все это якобы было сделано по личному приказу первого секретаря ленинградского обкома ВКП(б) А. Жданова. Вот вам, дескать, пример людоедской сущности сталинского режима. Дело дошло до того, что эта, явно позорящая наш Военно-морской флот, версия без каких-либо комментариев даже вошла в «Боевую летопись ВМФ 1917—1941»! В то же время, согласно официальным данным(см.ссылку №5) , судно с названием «Металлист» погибло в ходе Великой Отечественной войны — 26 июля 1941 г. было потоплено огнем финской береговой артиллерии на рейде Ханко. Так что же на самом деле произошло 27 сентября 1939 г. в Нарвском заливе? Чтобы разобраться в этой истории, больше напоминавшей сюжет детективного триллера, пришлось провести расследования по трем основным направлениям:
1. Исследовать документы КБФ, относящиеся к сентябрю 1939 г.
2. Исследовать зарубежную литературу, касающуюся инцидента с «Металлистом».
3. Выяснить собственную судьбу судна «Металлист» с момента постройки до момента гибели.

Рассмотрим все три направления последовательно, вычленяя из каждого наиболее важные факты, поскольку именно они лягут в основу окончательной версии произошедшего.

---

Ссылка №1 «Едва узнав о нападении немцев на Польшу, — писал в своих мемуарах Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов, — я стал ждать указаний о повышении боевой готовности флота, о конкретных мерах, которые следует предпринять на случай чрезвычайных обстоятельств. Таких указаний не последовало... 16 сентября мне позвонил ответственный работник НКВД И.И. Масленников, ведавший пограничными войсками… Он сообщил, что пограничники получили приказ продвигаться на запад Белоруссии и Украины. В связи с этим его интересовали действия Днепровской военной флотилии в пограничном районе. Что я мог сказать? Не хотелось признаваться, что я даже не осведомлен о выступлении наших частей». (Кузнецов Н.Г. Накануне. М., 1989).

Ссылка №2 В пояснительной записке указывается следующий расчет сил: 1-й мтап — удар по кораблям или береговым батареям (запасная цель) в Таллине (18 ДБ); удар по кораблям в Финском заливе (резервная группа —18 ДБ); 57-й бап — удар по кораблям в Таллине (27 СБ); 9-я разведывательная авиабригада — ночные удары по кораблям флота и объектам базы (27 МБР).

Ссылка №3 В пояснительной записке указывались и более конкретные задачи: 1-му дивизиону ЭМ («Ленинград», «Сметливый», «Стремительный») — несение дозора в районе м. Юминданина; 2-му ДЭМ («Минск», «Гордый», «Гневный») — прикрытие с моря действий 3-го ДЭМ и ДСКР; 3-муДЭМ (четыре ЭМ типа «Новик») — огневая поддержка наступления 11-й стрелковой дивизии; ДСКР (4 СКР типа «Шторм») — разрушение военно-морской базы Кунда.

Ссылка №4 1-я БПЛ объединяла в своем составе ПЛ типов «Л» и «С» (в боеготовом состоянии «Л-1», «С-1» — «С-3»), 3-я БПЛ — типа «М».

Ссылка №5 Потери боевых кораблей и судов ВМФ, транспортных, рыболовных и других судов СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М., 1959. С. 273.

 Отправлено: 10.12.06 16:03. Заголовок: Re:

ПЕРВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

Документальное изложение событий, связанных с «Металлистом», имеет целый ряд фактических неточностей и нестыковок (на них мы остановимся отдельно), что не может не вызывать подозрений в отношении их соответствия действительности. И все же документальная основа, какой бы сомнительной она ни была, является единственно допустимой при любом историческом исследовании.

В «Журнале боевых действий КБФ» (РГА ВМФ, ф. Р-92, оп. 2, д. 505, л. 137 об.) в 19:50 27 сентября зафиксирована запись: «Командир авиационной эскадрильи донес: «В 16.45 ТР «Металлист» в точке 59.35 с.ш./24.10 в.д. [очевидно в документе описка — Нарвский залив находится в районе 27-го меридиана восточной долготы. — Прим. М.М.]. Экипаж отсутствует. У борта затоплена шлюпка, на палубе беспорядок. К ТР «Металлист» подошли 3 СКР». Следующая запись по данному вопросу появляется в журнале лишь на следующий день. Она гласит: «СКР «Снег» донес: «Место гибели ТР «Металлист» 59.34,02 с.ш./27.21 в.д.». Наибольшее удивление вызывает номер сообщения — №2330. В то время существовал порядок, согласно которому любому радиосообщению присваивался номер, являвшийся ничем иным, как часами и минутами его отправки. Поскольку донесение «Снега» зафиксировано в журнале в 20:10 28-го становится ясно, что отправлено оно было в 23:30 предыдущих суток. Что же могло задержать штабных операторов в записи столь важного и сверхсрочного донесения на 20,5 часов? Непонятно. Отметим эту нестыковку в качестве ПЕРВОГО ФАКТА, на который следует обратить внимание. По поводу второго судна в 01:50 28-го в журнале зафиксировано следующее: «Сообщение ТР «Пионер». Преследуюсь неизвестной ПЛ в районе Вигрунд башня. Выбрасываюсь на берег».

Попытка прояснить ситуацию с помощью документов сторожевых кораблей результата не дала, поскольку вахтенные журналы СКР «Снег» и «Вихрь» за интересующий период в архиве РГА ВМФ отсутствуют (по «Вихрю» нет вообще никаких документов за сентябрь 1939 г.; название третьего СКР, находившегося в тот день в Нарвском заливе установить не удалось — это мог быть любой из четырех оставшихся кораблей, кроме находившегося в ремонте «Тайфуна»). Зато в наличии имеется навигационный журнал СКР «Снег» (РГА ВМФ, фонд Р-172, оп. 1, д. 992, л. 31), содержащий за интересующий отрезок времени 27 сентября следующие записи:

«16.28. Начали ходить вокруг «Металлиста».
16.57. Подошел к борту «Вихря».
18.14. Отошел от борта «Вихря» и начал ходить вокруг «Металлиста».
18.44. У борта «Вихря» застопорил машины.
18.56. Полный ход.
19.05. Подошел к «Металлисту».
19.14. Средний ход, начал маневрировать вокруг «Металлиста».
19.25. Застопорил машины.
20.10. Дали ход, ходили переменными курсами.
21.56. Перестали ходить переменными курсами.
22.08 Полный ход. Курс 349 градусов».

Далее, судя по последовательности курсов, корабль направился в Кронштадт, где ошвартовался утром 28 сентября.

В документе отсутствует упоминание о гибели «Металлиста», но в навигационном журнале подобную запись могли и не делать. Очевидно лишь то, что «Снег» маневрировал вблизи судна с 16:28 до 21:56, а затем пошел в Кронштадт. Следовательно, мы можем взять на заметку ВТОРОЙ ФАКТ: пароход должен был погрузиться до 21:56, т.е. до того времени, когда сторожевик взял курс в базу, но тогда непонятно, почему донесение об этом было отправлено командиром «Снега» лишь в 23:30? Необъяснимая полуторачасовая задержка.

Теперь попытаемся выяснить, когда информация о гибели «Металлиста» стала известна в Москве. Ответить на этот вопрос непросто, зато гораздо проще сказать, когда эту информацию стала распространять сама Москва. Ответ — ТРЕТИЙ ФАКТ — может обескуражить. Первое сообщение о потоплении неизвестной подводной лодкой судна «Металлист» было передано в форме заявления ТАСС Московским радио еще в 20:00! В сообщении говорилось, что судно торпедировано и потоплено в 18:00 по московскому времени, и что советские военные корабли спасли 19 членов экипажа, а 5 пропали без вести. Из уже цитировавшегося навигационного журнала «Снега» ясно, что как минимум в 19:14 судно еще находилось наплаву, а сообщение ТАСС, по крайней мере в части касающейся времени гибели, не соответствует действительности. Как же получилось, что информация о потоплении транспорта начала распространяться по радио еще до того, как «Металлист» мог скрыться под водой?

Представляется, что ответ кроется в изучении хода советско-эстонских переговоров. Как уже говорилось, после бесед Молотова с Сельтером эстонский министр утром 25-го срочно отбыл в Таллин для обсуждения проекта договора в правительстве и парламенте. Данные консультации прошли 26-го и утром следующих суток делегация во главе с Сельтером вылетела в Ригу, где пересела в другой самолет и в 18:00 прибыла в Москву. Делегация остановилась в посольстве, куда вскоре позвонили из Кремля и сообщили, что переговоры «чтобы не терять времени» начнутся уже сегодня в 20:30. К назначенному времени эстонцы прибыли в приемную Молотова. Таким образом можно не сомневаться, что в 20:00, когда ТАСС делал свое первое радиозаявление, иностранная делегация находилась либо на пути в Кремль, либо уже в приемной.

Все планировалось таким образом, чтобы первым Сельтеру о потоплении «Металлиста» сказал Молотов. Тем самым председатель Совнаркома и министр иностранных дел СССР отправлял своего зарубежного оппонента в политический нокаут. В первые же минуты совместного заседания Молотов сходу отмел все эстонские контрпредложения по смягчению условий договора и, опираясь на «новые факты ухудшения обстановки» (т.е. потопление «Металлиста»), выдвинул новые требования. Теперь, кроме предоставления воздушных и морских баз, они включали ввод в Эстонию 35-тысячного контингента советских войск. Эстонцам удалось «сбить» эту цифру до 25 тысяч, добиться некоторых других послаблений, но уже на следующий день договор был подписан.

Лишь по прибытии в Таллин Сельтер узнал, что инцидент с «Металлистом» в эстонской столице рисовался, мягко говоря, не совсем так, как его пыталась представить советская сторона. Впрочем, об этом чуть позже, сейчас, на основе суммы вышеизложенных фактов, обобщим: инцидент с «Металлистом» носил ярко выраженный провокационный характер и его организатором являлась советская сторона. Только этим можно объяснить «знание» Москвой деталей происшествия задолго до того, как о нем успели сообщить с флота, и несуразицы при подделке оперативных документов задним числом. С политической точки зрения акция с «Металлистом» была просчитана очень четко и фактически не зависела от ее «морской подоплеки».

Особняком стоит вопрос об участи в подготовке и проведении провокации высшего руководства НК ВМФ. Из мемуаров Н.Г. Кузнецова известно, что в «середине сентября» 1939 г. он посетил Северный флот, но 16-го был в Москве. При более глубоком изучении становится ясно, что нарком побывал на Северном флоте все-таки не в середине, а в начале месяца. В частности, в мемуарах он описывал внешний вид германского лайнера «Бремен», который находился в Кольском заливе с 6 по 10 сентября. Ясно, что визит в Полярное завершился до 16-го числа, начиная с которого Кузнецов из Москвы руководил действиями Северного и Балтийского флотов, а также Днепровской флотилии. Зачем в мемуарах потребовалось путать читателя и писать о «середине сентября»? По-видимому, для того, чтобы «задрапировать» другую поездку, о которой в мемуарах нет ни слова. Как уже отмечалось, 26-го нарком прибыл в Кронштадт. С учетом названного срока мы вправе предположить, что подготовка к «операции «Металлист» началась до его приезда, и, вполне возможно, без его ведома. Представляется вполне вероятным, что задачу на ее разработку командующий Балтфлотом Трибуц получил через голову Кузнецова от секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома партии А.А. Жданова, курировавшего в 30-е гг. строительство и подготовку РККФ. На возможность такого развития событий косвенно указывает и установленная на основе дневниковой записи причастность Жданова к другому печально известному инциденту 1939 г. — майнильскому. Несомненно и то, что вне зависимости от степени личного участия в планировании мероприятия, нарком ВМФ не мог не знать о целях и способах выполнения акции, осуществляемой его подчиненными. Молчание в мемуарах — лучшее тому доказательство!


Основные действующие лица "инцидента с "Металлистом"- командующий КБФ В.Ф. Трибуц, нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(Б) А.А. Жданов.

Но что же все-таки произошло в Нарвском заливе на самом деле? В целях поиска истины попробуем обратиться к зарубежным документам и исследованиям.

ВТОРОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

Содержание повторяющейся в зарубежных изданиях версии мы уже кратко излагали: судно было потоплено сторожевиком «Туча» после неудачной атаки «Щ-303» (иногда вместо нее указывается «Щ-301»), В качестве источника этой информации обычно упоминается перебежавший на сторону противника в мае 1943 г. старшина трюмных «Щ-303» Борис Галкин. Однако при сколько-нибудь серьезном изучении становится очевидно, что данная информация не выдерживает проверки. Во-первых, по его собственным словам, до конца 1940 г. Галкин служил не на «Щ-303», а на «Щ-301». Именно находясь на ней он принимал участие в вылавливании с поверхности Финского залива документов эстонского правительства, упавших в море при уничтожении ВВС КБФ правительственного самолета «Калева» в июне 1940 г. Во-вторых, в опубликованных в сборнике «Тайны подводной войны» протоколах допросов Галкина немцами нет ни слова относительно инцидента с «Металлистом».

В-третьих, согласно многочисленным документальным материалам, включая хранящийся в Центральном военно-морском музее тактический формуляр «Щ-303», с начала октября 1939 г. по июль 1941 г. лодка находилась на капитальном ремонте на ленинградском заводе №194. По логике событий, в конце сентября она должна была выгружать боезапас (если он, конечно, имелся на борту корабля, входившего в состав 4-й — учебной — бригады ПЛ КБФ) в Кронштадте, а для действий в Нарвском заливе у командования КБФ нашлась бы более современная и не требующая капремонта субмарина. В опубликованной в сентябре 1989 г. в польском журнале «Може» статье историка Ежи Пертека «Побег «Ожела» и провокация Жданова» в качестве источника информации, со ссылкой на финского историка Юкка Л. Мякела, указывается безымянный моряк КБФ, якобы захваченный в плен финнами в 1941 г. Эта ссылка не может не порождать новых сомнений: во-первых, почему моряк остался безымянным, если сама сообщенная им информация носит достаточно конкретный характер? Ведь тем, кто всеми силами старался обвинить сталинский режим в очередном кровавом преступлении, для пущей убедительности стоило бы привести должность, звание и фамилию моряка. Во-вторых, кто из посвященных в детали операции (а это мог быть штабной работник, либо подводник, непосредственно служивший на том корабле) попал в финский плен в 1941 г.? Насколько известно, из состава балтийского подплава там побывали лишь четыре члена экипажа «С-7», включая командира лодки Героя Советского Союза С.П. Лисина. Никаких зарубежных материалов, свидетельствующих, что кто-то из них давал информацию о событиях сентября 1939 г., нет. Да и что они могли сказать, если на указанный момент «С-7» находилась в достройке на горьковском заводе № 112 («Красное Сормово»)? С нашей точки зрения, отсутствие имени информатора и совпадение названия субмарины с той, на которой служил Галкин, ясно указывает, что торпедные атаки «Тучи» и «Щ-303» очередная западная вариация на тему о кровавых преступлениях коммунистов.

Ответ нашелся в сборнике документов «От пакта Молотова—Риббентропа до договора о базах», вышедшем в 1989 и 1990 г. в Таллине небольшим тиражом на эстонском и русском языках. В нем на 164-й странице опубликован короткий документ, содержание которого имеет прямое отношение к исследуемому вопросу. Он — наш ЧЕТВЕРТЫЙ ФАКТ, и называется «Объяснение штаба морских сил Эстонии событий в районе Нарвской бухты 27 сентября 1939 г.»:

«На рассвете в 6.00(См.ссылку №1) в 13 милях на северо-северо-запад от Тойлаского поста морской связи появился и встал на якорь пароход водоизмещением примерно 3000 т. Судно было двухмачтовое с 4 люками, машина располагалась посередине. Окрашено в черный цвет; у ватерлинии просматривалась красная окраска днища, из чего можно было заключить, что оно было не загружено.
В 12.15 к судну приблизились два советских самолета типа СБ, дважды облетели его и ушли в западном направлении.
В 15.00 в 14 милях с северо-северо-востока появились и стали приближаться к вышеуказанному судну три советских эсминца типа «С». Приблизившись к судну, один из них причалил к нему, а два других стали циркулировать вокруг них.
В 18.40 из-за темноты все корабли исчезли из поля зрения поста связи. Вплоть до этого времени все корабли были ясно видны и различимы с поста связи. Никаких взрывов на посту не было слышно.
На рассвете 28.09 судов уже не было видно. Справка составлена на основе информации Тойлаского поста морской связи, вчерашней информации разведывательной авиации и пограничной охраны» [ЦГАОР ЭССР, ф. 495, оп. 11, ед. хр. 36, л. 24].

Как поразительный факт можно отметить полное совпадение событий (за исключением класса боевых кораблей и типа самолетов), наблюдавшихся эстонским постом СНИС, с записями в журнале боевых действий КБФ. Не совпадают они лишь в одном — в факте гибели транспорта. Следующей в сборнике идет «Справка Министерства иностранных дел Эстонии о предполагаемом потоплении парохода «Металлист». В ней после краткого изложения сообщения ТАСС и материалов штаба ВМС Эстонии делалось следующее любопытное замечание: «Аварийное сообщение о торпедировании с судна, терпящего бедствие, просьба о помощи, должны были быть переданы и приняты соответствующими береговыми радиостанциями, однако ни береговые радиостанции Эстонии, ни эстонские суда не зарегистрировали приема подобных радиосигналов» .

В полной мере данная мысль относится и к случаю с транспортом «Пионер». Следовательно, запись в журнале боевых действий КБФ касательно «Пионера» была сделана не на основе радиосообщения, а на основе каких-то других «источников». Впрочем, вполне возможно, что для выброса на берег имелась и более осязаемая причина. Дело в том, что, по данным все того же журнала, в 13:20 28 сентября в Кронштадт вернулась из дальней разведки Финского залива подлодка «Щ-322». Не исключено, что, увидев в ночной темноте очертания «щуки», капитан, нервы которого были взвинчены до предела требованиями всемерной бдительности вообще и заявлениями ТАСС о неизвестных подводных лодках в частности, счел за благо выброситься на камни.

Подводя итог вышесказанному, можно добавить к нашему расследованию следующее: утверждение о торпедной атаке на «Металлист», будь она произведена «неизвестной» либо советской подводной лодкой или надводным кораблем является грубым вымыслом. Однако судно могло быть затоплено и без применения оружия. Для ответа на вопрос «погиб ли пароход вообще?» необходимо тщательно исследовать его судьбу.

ТРЕТЬЕ НАПРАВЛЕНИЕ

В качестве преамбулы следует сделать замечание, что установление судьбы любого советского судна, существовавшего в период Второй мировой войны, до крайности затруднено отсутствием официальной справочной информации по данному вопросу. До сих пор усилия историков сводились исключительно к вопросу установления потерь торгового флота в Великой Отечественной войне, в то время как общий список судов и судьба судов, переживших войну все еще ждут своего исследователя. Ничего не дал и наиболее очевидный шаг — поиск в общекорабельной картотеке архива РГА ВМФ. Единственным обнаруженным в ней «Металлистом» оказалась черноморская подводная лодка типа «АГ»...

В своей статье Е. Пертек привел фрагмент страницы англоязычного справочника судового состава, в соответствии с которым «Металлист» являлся теплоходом типа «азовская шхуна» (тип «Пионер»), строившегося на черноморских верфях в конце 20-х — начале 30-х гг. Косвенно эта информация подтверждается справочником Эриха Гренера. В нем указывается, что «Металлист» построен в 1929 г., имел тоннаж 967 брт и был приписан к азовскому порту. Этот же тоннаж, согласно официальной информации, имел и военный транспорт КБФ «Металлист», потопленный у Ханко 26 июля 1941 г. Если допустить, что судно перешло с Черного моря на Балтику, все вроде бы становится на свои места. Но не тут-то было.

Выяснилось, что приводимое в зарубежных исследованиях фото «Металлиста» и его описание, сделанное эстонским постом СНИС, не соответствуют внешнему облику черноморского сухогруза. В самом деле: сухогруз имел низкий борт, машину в корме и две мачты перед мостиком, а «участник инцидента» — высокий борт, машину в центре и две мачты по обе стороны от мостика. Такой же внешностью, судя по фотографиям, обладал транспорт «Металлист», обеспечивавший переход линкора «Парижская коммуна» и крейсера «Профинтерн» с Балтики на Черное море в 1931 г.

При дальнейшем разбирательстве оказалось, что черноморский «Металлист» никогда не покидал пределов родного моря. Он действительно вступил в строй в 1929 г., но конструктивно относился не к «черноморским сухогрузам», а к их предшественникам «эльпидифорам» (имел номер 426), заказанным еще царским правительством. Два первых года Великой Отечественной войны судно числилось военным транспортом, но его состояние, по-видимому, было таким, что самостоятельно в море оно не выходило. С января 1943 г. «Металлист» переклассифицировали в плавучую судоремонтную мастерскую, а вскоре после окончания боевых действий на Черном море переименовали в «Александр Пушкин».

Другой «Металлист» обнаружился в справочнике известного историка отечественного ВМФ С.С. Бережного «Корабли и вспомогательные суда советского Военно-морского флота (1917—1927)». Согласно ему (с. 133) «Металлистом» именовался бывший транспорт «Мартин». Это судно было построено в 1903г. в Англии, вначале Первой мировой войны очутилось на Балтике и 16 августа 1915 г. зачислено в состав российского Военно-морского флота. В 1918 г. его переименовали в «Свободу», а в 1924 г., через год после передачи РККФ, в «Металлист». В 1929 г. пароход обеспечивал переход линкора «Парижская коммуна» и крейсера «Профинтерн» на Черное море в качестве угольщика, а в 1935 г. — плавучей мастерской «Красный Горн» вокруг Скандинавии в состав Северного флота. К началу войны транспорт находился на Балтике и погиб, как уже указывалось, 26 июля 1941 г.


Военный транспорт КБФ "Металлист" у борта линкора "Парижская Коммуна"

Для точной идентификации судна необходимо знать его тоннаж, выражающийся в брутто-регистровых тоннах. К сожалению, попытки автора найти тоннаж «Мартина» ни к чему не привели(См.ссылку №2). Вместо него в справочнике С.С. Бережного приводится нетрадиционный для торговых и вспомогательных судов параметр — водоизмещение, которое в нашем случае определено в 1850 т. При проверке данной информации по официальному справочнику корабельного состава КБФ на 1940 г. выяснилось, что 1850 т — это вес перевозимого судном угля, а истинное водоизмещение «Металлиста» — 2952 т(См.ссылку №3) . Согласно официальному труду «Советско-финляндская война на море», именно такое водоизмещение имело судно, «потопленное» 27 сентября 1939 г. в Нарвском заливе(См.ссылку №4). Таким образом, налицо пятый факт — в качестве объекта «нападения» фигурировал транспорт ВМФ с военным экипажем, а не обычное торговое судно, как это можно было представить исходя из заявления ТАСС. Это кажется весьма неслучайным.

Но, может, судно, затопленное в сентябре 1939 г., был поднято и введено в строй к июню 1941 г.? К сожалению, имеющаяся информация не позволяет со 100%-ной уверенностью ответить на этот вопрос. Известно лишь, что после присоединения Эстонии, начиная с лета 1940 г. «Металлист» совершил несколько заходов в Таллинский порт. Представляется сомнительным, чтобы судно, погибни оно 27 сентября, успели поднять до начала ледостава в Нарвском заливе, который в 1939 г. пришелся на первые числа декабря. Кроме того, в архиве РГА ВМФ не удалось обнаружить никаких указаний на проводившуюся судоподъемную операцию. С учетом этого можно с высокой долей вероятности предположить, что угольщик КБФ «Металлист» покинул нарвский залив своим ходом вскоре после наступления темноты.

Кстати говоря, окутана туманом и гибель судна в 1941 г. Командир военно-морской базы Ханко генерал-лейтенант береговой службы С.И. Кабанов в своих мемуарах («На дальних подступах». М., 1971) так описывал события 26 июля 1941 г.: «Утром 26 июля из Таллина пришел флотский военный транспорт «Металлист»... Буксиры затянули «Металлиста» в порт к пирсу в час интенсивного огня по городу. Разгружали быстро. К вечеру все разгруженные ящики со снарядами и патронами вывезли за город, и вовремя: маннергеймовская артиллерия обрушилась на порт. Разгрузку пришлось прекратить, укрыть краснофлотцев в убежищах, а поврежденный снарядами транспорт вывести на рейд… Наши судоремонтники тотчас приступили к ремонту «Металлиста». Больше об этом судне в книге нет ни слова. Точно так же информации о гибели нет и в архивных делах архива ОЦВМА, на которые ссылается справочник «Потери боевых кораблей и судов ВМФ, транспортных, рыболовных и других судов СССР в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» — в них говорится только о повреждении. Представляется, что на самом деле так и неотремонтированный транспорт остался на рейде, получил новые повреждения и был окончательно разрушен либо осенними штормами, либо при эвакуации базы в начале декабря 41-го...

Суммируя все вышеизложенные факты почти наверняка можно сказать: «потопление» «Металлиста» было достаточно неуклюже обставленной инсценировкой, основной целью которой являлось, в зависимости от обстоятельств, либо создание повода для давления на эстонскую делегацию на переговорах, либо создание повода для войны. Ни судно, ни люди при этом пострадать не могли, а сама «гибель» парохода произошла только на бумаге. Это объясняет большое число нестыковок при подделке наших документов задним числом.

Что же касается практики провокаций для создания «kazus belli», то лидеры тогдашнего Советского Союза были не первыми и не последними, кто вступил на этот путь. Задолго до них мир уже переживал по поводу расстрела герцога Энгиенского, фашодского кризиса, «прыжка «Пантеры»», захвата радиостанции в Гляйвице… Философию этих действий устами одного из своих персонажей — руководителя британской разведки — прекрасно выразил классик шпионского детектива писатель Джон Ле Карре: «А в рассуждениях о морали мы сплошь и рядом прибегаем к некорректным сравнениям: нельзя же, в конце концов, сравнивать идеалы одной стороны с практическими методами другой... Я полагаю, что методы надлежит сравнивать с методами, а идеалы с идеалами. Я бы сказал, что со времен войны методы — наши и наших противников — стали практически одинаковыми. Я имею в виду то, что мы не можем действовать менее безжалостно, чем противоположная сторона, на том лишь основании, что политика нашего правительства более миролюбива. Такого просто не может быть». Такое уж это дело — политика, и любые попытки морализировать его приводят лишь к еще большему цинизму и лицемерию самих политиков. Хорошо хоть то, что пусть по истечении многих лет, но в хитросплетениях и тайнах политических интриг удается разобраться историкам.

Мирослав Морозов

Статья опубликована в журнале "Флотомастер" №6 2002 год
Для оформления статьи использовались материалы автора.

---

Ссылка №1 Информация дается по таллинскому времени, которое отличается от московского на час в меньшую сторону.

Ссылка №2 Указанный в справочнике «Потери боевых кораблей и судов ВМФ, транспортных, рыболовных и других судов СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» тоннаж в 968 брт представляется ошибочным, поскольку практически такой же тоннаж имел черноморский «Металлист».

Ссылка №3 НКВМФ. Справочник по корабельному составу КБФ. Издание 1-го отдела штаба КБФ. 1940г. С. 138—139.

Ссылка №4 Советско-финляндская война 1939—1940гг. на море. М.—Л., 1945. Ч. 1. Кн. 1. С. 51.